Морской лорд - Вирджиния Кантра Страница 56

Люси переминалась с ноги на ногу, страдая от нетерпения, пока хранители пробуждались и роптали, так как Грифф подталкивал их в круг, заставляя взяться за руки, будто пятиклассники, вынужденные танцевать кадриль.

Мужчина с седыми волосами, Морган, взял за руку своего соседа. Он посмотрел на Люси, его губы были плотно сжаты.

— Зачем?

Она закусила губу. У нее не было ответа. Она только чувствовала, своим инстинктом учителя, что нужно делать в чрезвычайной ситуации. Держитесь за руки. Встаньте в шеренгу. Оставайтесь вместе. Так никто не потеряется.

Давление в груди усиливалось. Люси всхлипнула.

О, Конн.

Он плакал, но не было слез. Кричал, хотя ни горло, ни рот, не издавали ни звука. Горло и рот выгорели; пропала память и ощущение, что ты жив. Осталась только воля и паутина, растянутая над вратами в Ад.

О, Конн.

Из пепла поднялось имя.

Его имя, произнесенное голосом… Ее голос. Его возлюбленной. Она произносила его имя и рыдала.

Ее слезы были для него сладостным бальзамом и драгоценным дождем. Он поднялся, пытаясь призвать силы, чтобы ответить, поблагодарить ее за эти слезы, но того, что от него осталось, было недостаточно для ответа.

Он закрыл глаза, лишившиеся век, и продолжал гореть.

Но ее голос не позволит ему уйти.

Ее слова просачивались в его бесплодную душу, тоненькой струйкой бежали вдоль его вен, проникая в сердцевину костей. Ее золотые слезы открыли путь для других потоков, которые последовали за ними: источники силы, ручейки могущества. Грифф. Морган. Эния. Потоки соединились и перемешались. Этот стремительный поток бил ключом, лавиной проносясь по Конну, словно весенний паводок. Он был ослаблен, ослеплен, оглушен и благодарен.

Золотой потоп устремился к проходу, с бешеной скоростью промчавшись сквозь его душу, заглушая рев огня, заливая преддверие Ада. Его подхватила, поглотила огромная волна могущества, которая подбросила его и швырнула на берег.

Когда Конн открыл глаза, он находился в пещерах под замком, и Люси обнимала его так крепко, будто она уже никогда его не отпустит.

Она улыбнулась ему со слезами на глазах.

— С возвращением.

— Погуляешь со мной? — холодным ровным голосом предложил Конн.

При слове «погуляешь» Мэдэдх отвернулся от очага, открыл пасть и высунул язык, радостно задышав от возможности вырваться отсюда.

Люси чувствовала то же, что и собака.

— За стенами замка?

Конн кивнул.

Она посмотрела на меч, лежавший на бедре Конна.

— А это безопасно?

— Врата закрыты, — напомнил ей Конн. — Благодаря тебе.

Она покачала головой.

— Я понятия не имела о том, что делала.

— Ты объединила нас. Укрепила наши силы.

— Разве? Я просто… Я должна была сделать хоть что-то, понимаешь?

— Да.

Ему не нужно больше ничего говорить. Больше чем кто-либо другой, сын Ллира понимал, что перед лицом подавляющего превосходства соперника, ты делаешь то, что можешь, используя то, что имеешь.

Он выглядел… не на свой возраст, точно. Но этим вечером он казался усталым. Человеком. Напряжение этого дня глубокими складками залегло в уголках его рта и стянуло кожу, заострив скулы. Ее горло сдавило от беспокойства.

— Я только возьму плащ, — сказала Люси.

Он улыбнулся ей, редкой, сияющей улыбкой, которая преобразила его строгое лицо. Но под глазами у него лежали тени.

Глаза воина, подумала Люси, и снова ощутила это щемящее чувство. Она могла вытянуть его назад, с порога в Ад, но она была не в силах избавить его от воспоминаний о том, что он выстрадал там, не больше, чем она смогла помочь Калебу, когда тот вернулся из Ирака.

Пока она вытаскивала плащ из шкафа, ее посетило воспоминание: Конн, высеченный из мрамора и лунного света, пристально глядит в море, такой утомленный, такой гордый и одинокий.

Ну, он больше не одинок.

Стаскивая котиковую шкуру с кровати, она повернулась и посмотрела ему в лицо. Ее сердце колотилось в груди.

— Я готова, — сказала она.

Он замер на месте.

— Я подумала… После всего, что ты сегодня… Вот, — сказала Люси, запинаясь. Она протянула ему шкуру.

Он не сдвинулся с места, чтобы взять ее.

— Ты отпускаешь меня.

Она что, думала, в конце предложения будет стоять вопросительный знак?

— Наверно так.

Он — дитя моря. Море могло исцелить его. Она не вкладывала в свой жест никакого иного смысла. Но…

— Я хотела сказать, да. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя моим пленником.

Он поднял брови.

— У вас, людей, есть поговорка: если ты спас жизнь, она принадлежит тебе. Сегодня ты спасла не только мою жизнь.

— А ты вчера спас мою.

— После того, как привез тебя сюда против твоей воли, — напомнил он. — Я просто уровнял наши позиции.

Она сглотнула. У нее плохо получалось облекать чувства в слова. В ее семье это было не принято. И селки, предположительно, не испытывали чувств, о которых можно было бы говорить. Но сочетание обиды и чувства справедливости, заставило ее выпалить:

— Мне плевать на позиции. Я, черт побери, не очки зарабатываю, понятно? Я здесь, потому что я хочу быть здесь. Я решила быть здесь. Сейчас. С тобой.

Его серебристые глаза блеснули.

— И ты решила, что у меня тоже должен быть выбор.

— Я… — Люси резко, горько вздохнула. — Да.

Он пересек комнату двумя шагами. Он взял ее за руки. Котиковая шкура упала между ними. Он поднял ее руки к своим губам, одну за другой, целуя тыльные стороны и затем ладони. Его губы были теплыми. Как и глаза.

— Тогда я выбираю тебя, — сказал он. — Тебя одну. Сейчас и на веки вечные.

Позднее, намного позднее, они спускались к пляжу по узкой изрытой колеями дороге. Морская гладь напоминала кованое серебро, небо отливало золотом.

Люси чувствовала себя слабовольной, согретой и удовлетворенной. Каждый раз, когда Конн занимался с ней любовью, она чувствовала себя ближе к нему. Более свободной быть самой собой.

И все же, спустя всего две недели, насколько хорошо они в действительности знали друг друга? Он никогда не говорил, что любит ее. Она никогда не видела, как он перевоплощается.

Она смотрела на черную котиковую шкуру, висевшую на плече Конна, и пыталась подавить легкую дрожь в своем теле.