Цвет ночи - Алла Грин Страница 57

—Просто освободи меня,— повторяет она.

Её тон становится мягче. Она словно даёт мне шанс решить проблему мирным путём.

—Нет,— повторяю я, и дракониха начинает наступать.

Не знаю, наблюдает ли за нами до сих пор тот цмок, но я выставляю палец вперёд, инстинктивно защищая себя сама, как могу и уверенно произношу:

—Нет. И ты не станешь меня об этом больше просить.

Это приказ. Магический приказ, обязывающий её повиноваться.

И он работает.

Александра замолкает, её губы плотно смыкаются, и она скрещивает руки на груди. Злится, негодует, но молчит. Затем вовсе разворачивается, резко, на пятках, и идёт быстрым шагом прочь.

Я вдруг окликаю её.

—Александра!

Но она не реагирует.

—Александра… Ты же не ненавидишь их. Почему им вообще приходится тебя сковывать?

Понятия не имею, как мне пришло в голову это спросить. Не в полной мере осознаю, что мной движет, но забрать произнесённое назад не поможет даже магия.

Её фигура делает внезапный оборот. Светло-серые глаза упираются в меня, просверливая во мне дыру.

—Я,— делает она акцент на первом слове, цедит звуки, громко и эмоционально,— не ненавижу их. Ты права.

Меня охватывает удивление. Она ответила мне, потому что хотела, или потому, что мой вопрос тоже являлся своеобразным приказом?

—Хочешь знать, почему я так поступаю?— восклицает девушка, выпрямляя спину, натягиваясь как струна.

—Наверное…— выговаривает за меня моя подступившая нерешительность.

Я точно лезла не в своё дело, продолжала странную беседу в лесной глуши, под полнолунным светом, у ворот в ад, хотя надо было бы замолчать. Но с другой стороны, она не стала бы рассказывать, если бы не хотела. Я не повелевала ею сейчас.

—А что я должна была делать?— произнесла девушка, выговаривая этот вопрос, как претензию.— Как ещё поступить?

Черты её лица заострились. На нём мелькнули яркой вспышкой гнев, злость, обида и негодование. И они словно придали ей красок, которых не доставало её внешности. Александра более не выглядела невзрачной. Она была яркой, яростной, как фурия. Ненависть, пылающая в ней, была красивой.

—Они бросили меня,— произнесла она.— Твой чудесный справедливый Ян, эгоцентричная Валентина, конечно же, Алексей и даже Константин!

Она сказала это так, будто последний был самым душевным и невинным членом их семьи.

—Я была младшим ребёнком,— продолжила она.— Пока они ходили в мир людей, я ещё постигала наш мир — навь, и была привязана к родителям, была совсем юной и не опытной. У нас была большая семья, и я хотела, чтобы мы все были вместе. Чтобы любили друг друга. Чтобы между нами было единодушие и согласие. И поначалу так и было, а потом… Мамочка и папочка начали ссориться. И братья и сёстры стали уходить в явь чаще, им проще было сбежать от этого, а я… Я была вынуждена оставаться с родителями, потому что так все привыкли — я и они. Потому что родители во мне души не чаяли, потому что я была милой и очаровательной. Потому что я была кем-то, кто с детства стал для них связующим звеном, когда остальные их дети редко бывали дома. Потому что кто ещё, если не я? Без меня они бы поубивали друг друга. Только я могла их остановить, их помирить. И иногда мне казалось, будто их брак держится только на факте моего присутствия рядом с ними. Я не могла просто так уйти. Даже когда начинала этого хотеть. Отец обещал мне, что всё будет хорошо. Будет как раньше. Но конфликтов возникало всё больше, и теперь они затрагивали не только нашу мать. У папы появилось много претензий к Яну и остальным. Я пыталась помирить их всех и вернуть братьев и сестру домой. Но им не было до этого дела. Они не желали возвращаться к нему, тем самым не желая возвращаться и ко мне. Они меня оставили. Я не знала другой жизни, кроме как в нави, мне никто не подсказал, что я могу быть свободной. Действительно свободной, не просто отделившись физически, а отделившись — эмоционально. Никто не рассказал, как перестать мучатся от чувства вины из-за того, что если я уйду — родители без меня не справятся. Да, я могла сбежать, но совершенно понятно, что на самом деле этого выбора я не имела, потому что моя свобода означала окончательный крах семьи. Ян, Костя, Алексей и Тина никогда не поймут меня, а я их. Не пойму, каким образом так легко им далось решение отделиться, а они не догадаются, что невольно возложили на меня то, что было мне не по силам. Возложили на меня ответственность. Невольно, но обрекли меня на жизнь с ними. И я просто хотела, чтобы наша семья стала, наконец, нормальной. Чтобы былые мир и согласие вернулись. Я просто хотела, чтобы все в нашей семье любили друг друга, а в итоге все возненавидели меня.

Несколько секунд я не могла произнести ни слова. Я не ожидала, что она расскажет мне нечто подобное. Я не ожидала, что подобные мысли, подобные чувства были у неё внутри.

Что-то было в её рассказе особенное… Заблуждение, несправедливость по отношению к ней остальных, её слабость. Она была жертвой. Виновной и одновременно невинной… Позволяла себя ранить и ранила того не желая, не давала сдачи, потому что была в плену эмоций, долга, наивных фантазий, манипуляций властного отца, собственных обид. Александра была определённо лучше, чем братья и сёстры думали о ней.

Я сочувствовала Саше. Она вдруг открылась для меня с другой стороны. Думаю, она была абсолютно не понята своими родными, которые никогда не ставили себя на её место.

—Ты им говорила?— спросила я.

—Нет,— ответила она.

—Ты должна им сказать.

—Даже если никто не спрашивает?

Мне стало грустно. Мне было её жаль. Я не имела братьев и сестёр, не имела сложной семьи с запутанными отношениями. И я помнила рассказ Гая о том, что когда их отец убил Алену и заточил Константина в пекле, Александра врала братьям о том, что Костя счастливо живёт с возлюбленной в нави. Так же помнила, что именно Ян разразился гневом, отвернулся от брата первым, когда узнал, что тот собирается жениться на смертной девушке, собирается жить с ней, как с навкой, пренебрегая последствиями для её души. Валентина, при всей своей язвительности, силе, злости — трусила перед отцом, оставаясь в тени, не придя на помощь Яну, когда больше всего была ему нужна, им всем — когда старший брат сражался в пекле с отцом. Хотя именно она благодаря своему проклятию или дару, лишь одним взглядом могла разорвать тело любого на куски. Вероятно, даже тело Смога. А Алексей — никогда не стремился поддерживать семью, больше других желал жить своей жизнью, игнорируя общие проблемы, перекладывая заботы о них на других, приходя на помощь только в редких, крайних случаях.

И как они могли забыть, что это Ян заточал их всех не единожды в пекле? Да, он действовал по воле отца, подчиняясь ему, но и Александра часто была под действием его внутренней силы, манипуляций. В чём она на самом деле была виновата? В том, что выбрала отца, когда он поставил её перед выбором: остаться с ним и матерью или больше не называться их ребёнком?