Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг Страница 58

Бобби забрал книжки, а сумку оставил — боялся, что его мама,если увидит сумку Теда, снова станет как сумасшедшая. Он заглянул вхолодильничек, но там не было ничего, кроме баночки французской горчицы икоробки соды для теста. Он закрыл холодильничек и поглядел по сторонам. Будтоздесь никто никогда не жил. Вот только…

Он вернулся к пепельнице, поднес ее к носу и сделал глубокийвдох. Запах “честерфилдок” был очень силен и полностью вернул Теда назад: Тедсидит за этим самым столом и разговаривает о “Повелителе мух”, Тед стоит передзеркалом в ванной, бреется этой своей жуткой бритвой и слушает через открытуюдверь, как Бобби читает ему проблемные статьи, которые сам он, Бобби, непонимает.

Тед, оставивший последний заключительный вопрос на бумажнойсумке: Парни вроде нас. Кто эти парни вроде нас?

Бобби снова вдохнул, втягивая малюсенькие снежинки пепла,борясь с желанием чихнуть, удерживая запах в себе, запечатлевая его у себя впамяти, как только мог, крепко зажмурив глаза, а в окно доносился нескончаемый,неизымаемый лай Баузера, теперь призывая мрак, точно сон: руф-руф-руф,руф-руф-руф.

Он поставил пепельницу на стол. Потребность чихнуть исчезла.“Буду курить “честерфилдки”, — решил он. — Буду курить их всю жизнь”.

Он спустился по лестнице, держа книжки перед собой и вновьпочти прижимаясь к перилам, когда спускался со второго этажа в вестибюль. Онпроскользнул в квартиру, на цыпочках прошел через гостиную (его мать все ещехрапела и даже громче, чем раньше) к себе. Книжки он засунул под кровать — какмог дальше. Если мама их найдет, он скажет, что их ему дал мистер Бертон. Этобыло вранье, но скажи он правду, она их отберет. Кроме того, вранье теперь неказалось чем-то таким уж скверным. Вранье могло стать необходимостью. А современем — так и удовольствием.

Что дальше? Урчание в животе решило дело. Два бутерброда сарахисовым маслом — вот что дальше.

Он направился к кухне мимо полуоткрытой двери в спальню егоматери, даже не подумав об этом, но затем остановился. Она ворочалась напостели. Ее храп стал прерывистым, она разговаривала во сне. Тихие стонущиеслова, которые Бобби не удавалось разобрать, но тут он понял, что разбирать емуих и не надо. Он все равно ее слышал. И что-то видел. Ее мысли? Ее сон? Но чем быэто ни было, оно было жутким.

Он сумел сделать еще три шага в направлении кухни и тутпоймал проблеск чего-то настолько ужасного, что дыхание замерзло у него вгорле, точно лед: ВЫ НЕ ВИДЕЛИ БРОТИГЕ-НА! Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, НО МЫЛЮБИМ ЕГО!

— Нет, — прошептал он. — Не надо, мам, не надо!

Он не хотел входить к ней, но его ноги повернули туда сами.И он пошел с ними, будто заложник. Он наблюдал со стороны, как вытянуласьвперед его рука, как растопырились пальцы и толкнули дверь, чтобы она совсемоткрылась.

Ее кровать была застелена. Она лежала поверх покрывала вплатье, согнув одну ногу так, что колено почти касалось груди. Он видел верх еечулка и подвязку и потому вспомнил даму на календаре в “Угловой Лузе” — ту,которая вылезала из машины, а юбка у нее задралась почти выше ног.., но толькоу дамы, вылезавшей из “паккарда”, над верхом чулок не чернели синяки.

Лицо Лиз между синяками было красным, волосы слиплись отпота, щеки перемазались в смеси слез и соплей с косметакой. Когда Бобби вошел вдверь, под его ногой скрипнула половица. Лиз закричала, и он встал каквкопанный, не сомневаясь, что ее глаза сейчас же откроются.

Но она не проснулась, а перекатилась от него к стене. Здесь,у нее в спальне, хаотический поток мыслей и образов, извергавшийся из нее, нестал яснее, а только более резким и душным, точно запах пота, исходящий отбольного. И сквозь все пробивались звуки — Бенни Гудмен играл “Прыжок в часдня”, а еще запах крови, стекающей вниз по ее горлу.

«Вы не видели Бротигена, — думал Бобби. — Он старыйдворняга, но мы любим его. Вы не видели…»

Прежде чем лечь, она опустила шторы, и теперь в спальне былоочень темно. Он сделал еще шаг и снова остановился — у столика с зеркалом,перед которым она иногда сидела, накладывая макияж. Там лежала ее сумочка.Бобби подумал о том, как Тед его обнял — чего Бобби так хотел, в чем он такнуждался. Тед поглаживал его спину, подпирал ладонями его затылок. “Моиприкосновения передают.., что-то вроде окна”, — сказал ему Тед, когда онивозвращались на такси из Бриджпорта. И теперь, стоя возле гримерного столика своейматери и стиснув кулаки, Бобби попробовал заглянуть через это окно в еесознание.

Он увидел обрывки того, как она возвращалась домой напоезде, одиноко скорчившись в уголке, заглядывая в десять тысяч задних дворовмежду Провиденсом и Харвичем, чтобы как можно меньше людей могли рассмотреть еелицо; он увидел, как она обнаружила ярко-зеленый брелок на кольце для ключей наполке возле стакана с зубной щеткой, когда Кэрол надевала ее старую блузку;увидел, как она вела Кэрол к ней домой, задавая ей один за другим вопросы,вопросы, вопросы, будто выстреливала их, как пули из автомата. Кэрол, слишкомпотрясенная и измученная, чтобы притворяться, ответила на них все. Боббиувидел, как его мать шла — хромая — в Коммонвелф-парк, услышал, как она думает:“Если бы хоть какую-то пользу извлечь из этого кошмара, если бы хоть какую-топользу, хоть что-нибудь…"

Он увидел, как она села на скамью в тени, потом встала ипошла в сторону “Любой бакалеи”, чтобы купить порошки от головной боли ибутылку “Нихай” запить их, а потом вернуться домой. И вот тогда, когда онасовсем уже выходила из парка, Бобби увидел, как она заметила что-топрикнопленное к дереву. Эти “что-то” были прикноплены по всему городу; она,наверное, прошла мимо двух-трех по дороге в парк, но не заметила, потому чтобыла занята своими мыслями.

Вновь Бобби ощутил себя пассажиром в собственном теле,просто пассажиром. Он смотрел, как его рука протянулась, увидел, как два пальца(те самые, на которых через немногие годы появятся желтые пятна заядлого курильщика)задвигались, будто лезвия ножниц, и ухватили то, что торчало из ее сумочки.Бобби вытащил лист, развернул его и прочел первые две строки в слабом свете,падавшем в дверь спальни.

ВЫ НЕ ВИДЕЛИ БРОТИГЕНА!

Он просто СТАРЫЙ ДВОРНЯГА, но МЫ ЛЮБИМ ЕГО!

Его глаза скользнули вниз к строчкам, которые, вне всякогосомнения, приковали взгляд его матери и вытеснили из ее головы все остальныемысли.

Мы уплатим ОЧЕНЬ БОЛЬШУЮ НАГРАДУ

($$$$)

Вот та какая-то польза, которой она желала, на которуюнадеялась, о которой молилась. Вот она, ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ НАГРАДА.

И она поколебалась хоть секунду? Пришла ли ей в головумысль: “Погодите, мой сын любит этого старого пердуна!”?