Тени Шаттенбурга - Денис Луженский Страница 58

Он приподнялся, зашипев от боли в ушибленном бедре. Небо над головой заслонило вдруг брюхо вставшей на дыбы лошади, молотящие в воздухе копыта показались оглушенному капитану просто огромными.

– Ги-исмен а-аквило а-а-альгреммн!

«В-в-вуф-ф-ф!» – Ротшлосс содрогнулся, будто гигант-невидимка обнял могучими руками скалу под замком и хорошенько ее тряхнул. Лошадиное брюхо лопнуло вспоротым бурдюком, хлынувшая кровь залила Девенпорту лицо.

«Mon dieu! [63]Двигайся, Оливье! Шевелись!»

Он бросил свое непослушное тело влево, выкатился из-под падающей туши и замер, опершись на колено. Внезапно наступившая тишина показалась оглушительной. Сражение вмиг прекратилось, все смотрели на отца Германа, застывшего с воздетыми руками. Подоспевшие солдаты, вбегая во двор, тоже останавливались, а кое-кто из них уже попятился обратно к воротам – прочь от страшно изувеченных тел – трех лошадиных и трех человеческих. Ошеломленный капитан скользнул взглядом по смятому, точно жестяное ведро, шлему, по разорванной попоне из стальных колец…

«Дитрих… это же Дитрих Шеербах!»

Тут человек в измятых доспехах зашевелился и начал медленно вставать. Его отбросило от мертвого коня на добрый десяток шагов, но фамильный меч-бастард рыцарь из руки не выпустил и теперь пытался опереться на него, чтобы подняться. Проклятье, да у старого рубаки после такого полета небось половина костей переломана!

– Недомерки! – проскрипел аббат внезапно севшим голосом. – Жалкие червяки! Решили напасть на меня в моем собственном доме! Дурачье! В моих руках сила Великого Темного!

«Шевелись, Оливье! Шевелись!»

Кистень куда-то подевался, меч… от клинка остался лишь огрызок лезвия длиною в ладонь. Отбросив бесполезную железку, Девенпорт сунул руку за голенище сапога, нащупал припрятанный там стилет… и замер. Чертов аббат смотрел прямо на него – впился взглядом, точно клыки в горло вонзил.

– Видит Бог, вы недостойны того, чтобы обращать эту силу против вас! Но за кровь моих братьев я всех в пыль сотру!

«Не успею, – подумал Девенпорт. – Вытащу железку, тут он и шарахнет – мокрого места не останется… А эти болваны все стоят истуканами, не смекнут, что к чему!»

– Святой отец! Стойте, святой отец!

Капитан даже вздрогнул от неожиданности – меньше всего он сейчас ожидал, что кто-то осмелится заговорить с этим чудовищем в нелепом халате.

«Николас! Какого дьявола ты делаешь, песий сын?!»

Между тем министериал выехал из строя оторопевших солдат и поднял меч, привлекая к себе внимание хозяина Ротшлосса.

– Будьте справедливы, святой отец, кровь пролилась сегодня не по нашей вине.

«Недоумок! Хочешь усмирить ураган, воззвав к его благоразумию?! Да ты… ты молодец, парень! Молодец!»

Хищный взгляд бенедиктинца отпустил капитана. Повернув голову, аббат уставился на Николаса, в глазах его полыхнуло адское пламя.

– Быть справедливым? Хорошо, болтливый шпион, ты умрешь по справедливости, пер…

Одним быстрым движением Девенпорт выхватил стилет и отправил его в полет. И даже попал, но, увы, длинный тонкий клинок плохо подходил для метания и вместо жилистой стариковской шеи пронзил правое плечо настоятеля.

Аббат покачнулся, вскрикнул яростно и пронзительно. И тут же широкие рукава халата заполоскал невесть откуда налетевший ветер, Оливье отчетливо увидел, как воздух мутнеет над седою головой…

– Х-хак!

Стальная молния перечеркнула монастырский двор и угодила аббату в грудь, прямо под сердце. Тяжкий удар отбросил отца Германа к деревянным столбам, удерживающим навес над крыльцом. Бастард годился для метания еще меньше, чем стилет, но, видно, бросившая его рука была тверже, чем у наемника. Полуторник пробил тело насквозь и глубоко вонзился в дерево. Старик выпучил глаза, судорожно вздохнул, потом попытался что-то сказать, но лишь забулькал, давясь кровью, и обмяк.

Не веря своим глазам, Девенпорт обернулся. Дитрих Шеербах стоял, широко расставив ноги. Тяжелые капли сочились из-под смятого забрала и стекали по треснувшему нагруднику, оставляя на стали тонкие карминовые дорожки. Покачнувшись, рыцарь шагнул к строю монахов, у которых впервые с начала схватки на лицах появился страх.

– Кончено! – прогудел он из-под шлема. – Все!

Дитрих встал перед защитниками Ротшлосса избитый, окровавленный и безоружный, но, похоже, со смертью аббата пропала та сила, что удерживала в бенедиктинцах безрассудную отвагу. Друг за другом монахи стали бросать копья и мечи, многие сами падали на колени. Лишь трое попытались пробиться в угловую башню и полегли под клинками бойцов Девенпорта.

– Довольно! Без нужды никого не убивать! Руки вяжите, но не бейте!

Николас соскочил с коня рядом с рыцарем, которому Шеербах-младший уже подставил крепкое сыновье плечо. Подошел к ним и Оливье, помог стащить с Дитриха покореженный шлем, а потом сказал, глядя на сломанный нос, покрасневшие усы и разбитые вдребезги губы гиганта:

– Ma foi… Натворили вы дел, шевалье. Был ведь приказ взять аббата живым.

Рыцарь глянул на него хмуро, двинул тяжелой челюстью, но ничего не сказал.

– Сомневаюсь я, что его сумели бы взять, не потеряв половину людей, – покачал головой Николас. – Мы все видели, что он сделал.

– И чтоб меня наизнанку вывернуло, если я понял, как у него такое получилось… Эй, Проныра, чертов сын, сказано тебе, не распускай руки! Пусть этим воронам инквизитор перья выщипывает, коли пожелает!

Городские стражники в большинстве своем даже не решились приблизиться к монахам, они так и топтались посреди двора, тревожно перешептываясь и крестясь. Пленных сноровисто вязали парни Девенпорта. Между тем капитан, Николас и оба рыцаря прошли ко входу в донжон, и Дитрих Шеербах, ухватившись за свой меч, одним рывком выдернул его и из деревянного столба, и из тела аббата. Труп хозяина Ротшлосса мешком осел к ногам своего убийцы. Все четверо долго смотрели на то, что осталось от человека, сумевшего одним махом превратить в кровавое месиво двух всадников и трех лошадей.

– Нет, эта сила – не от Господа, – пробормотал, наконец, Николас. – Кто бы ее ни вложил ему в руки, от дарителя наверняка попахивало серой.

– Очень надеюсь, что так и было, мсье Коля. Скверное дело – ссориться с Сатаною, но переходить дорогу Всевышнему – и того хуже.

– Твои шутки, как всегда, дурно пахнут, – Николас поморщился. – Кровь Иуды! Едва ли здесь хоть кто-нибудь скажет нам больше, чем мог бы сказать этот… мертвец.

– Едва ли, едва ли. Но кое-что я могу узнать. Прямо сейчас.

Три пары глаз уставились на Девенпорта, и в двух взглядах он без труда прочитал презрение, но в третьем… Николас определенно понял намек, однако, вопреки ожиданиям Оливье, не ужаснулся, а просто возразил: