Стражи утраченной магии - Трейси Хикмэн Страница 58

Вернувшись в лагерь, Рейвен обнаружил, что его товарищи собрались вместе, обсуждая подробности бегства из Дункара. Заслышав стук копыт, все повернулись в его сторону. Мрачное выражение лица Рейвена и сдвинутые брови были красноречивее всяких слов. Один ответ тревинисы уже получили.

— Значит, тебя не выпустили из города, — сказал кто-то из солдат.

Рейвен покачал головой.

— Сераскер приказал закрыть все ворота и никого не впускать и не выпускать.

— А что ему оставалось делать? — недовольно воскликнул другой. — Иначе бы вся Дункарганская армия опрометью бежала из своего укрепленного города.

— Будем пробиваться с боем. — заявила женщина-воин, размахивая мечом.

— С боем? Не смеши нас, — перебил ее кто-то. — Достаточно нам взмахнуть мечами перед носом этих дункарганцев, как они попадают и обмочатся со страху.

— Что будет с нашими племенами? Эти чудовища пришли с запада. Кто знает, может, они уже движутся и к нашим землям, — произнес кто-то.

— Я не меньше вашего хочу выбраться отсюда, — сказал Рейвен.

Слыша его усталый голос и глядя на его угрюмое лицо, все понимали, что он говорит правду.

— Но битва с дункарганцами — это не ответ. По пути сюда я узнал, что враги прислали кого-то для переговоров. Вы же знаете дункарганцев. Они будут болтать несколько дней. Этой ночью мы перелезем через стену.

— Этой ночью стены будут охраняться особо тщательно, — заметил один из его товарищей.

— И все глаза будут обращены на запад, — ответил Рейвен. — Мы же перелезем через восточную стену.

— Сегодня как раз полнолуние.

— Плохо дело, — согласился Рейвен, — но над луной мы не властны.

— И лошадей через стену не переправишь, — сказал другой воин.

— Нам в любом случае лучше двигаться пешком. Враги могут услышать звук копыт.

— Рейвен, дункарганцы обвинят нас в трусости. Они скажут, что мы позорно бежали под покровом ночи.

Рейвен пожал плечами.

— Главное, Воробьиная Песня, что мы сами знаем правду. Какое нам дело до пересудов дункарцев?

Никакого. В этом все тревиннсы были согласны с Рейвеном. Посовещавшись еще немного, они решили поступить так, как предлагал он. Правда, почему-то никто не вспомнил о том, что, выбравшись из города, им придется пробираться через занятые врагом места. Но тревинисов это совсем не пугало. До сих пор им еще не встречалось врагов, способных противостоять тревинисам.

* * *

Пока тревинисы готовились покинуть Дункар, Онасет делал все возможное, чтобы защитить город. Он приказал солдатам развести огонь под чанами с водой и маслом. Добровольцев из числа горожан, вызвавшихся помочь армии, он разбил на отряды и распорядился, чтобы они тщательно полили водой все деревянные строения и все соломенные крыши. К счастью, таких построек в Дункаре было немного, поскольку большинство зданий строились из камня или смеси толченого известняка с песком и водой. Затем сераскер отправил солдат подавить беспорядки в порту, где перепуганные горожане пытались отплыть из Дункара на лодках и кораблях. Когда капитаны начали заламывать немыслимые цены, люди решили взять дело в свои руки и попытались красть лодки.

Онасет с большим удовлетворением объявил порт на военном положении, сказав, что все лодки и корабли поступают в распоряжение армии на случай чрезвычайных обстоятельств. Поднявшись на борт судов, солдаты выгнали оттуда богатых пассажиров, у которых хватило денег заплатить за свое спасение. Всех их отправили помогать защитникам города.

В тот вечер Онасет опоздал к ужину. Он жил один, при казармах. Онасет не был женат, ибо считал, что военная служба и семья — вещи несовместимые. Еду ему готовили слуги. Онасет сел, зачерпнул ложку поданного ему жаркого из баранины с острыми приправами. Жуя мясо, он продолжал думать о том, что можно успеть сделать до рассвета, пока хаос, ужас и смерть еще не ворвались в Дункар.

Поначалу он отнес огонь, разлившийся внутри и охвативший все тело, за счет избытка специй в жарком. Но вскоре Онасет понял: его отравили. Сераскер стиснул кулаки от бессильной злобы. Ему стало страшно. Не за себя. За свой город. Онасет вскочил на ноги и попытался позвать на помощь.

Боль становилась все сильнее. Она сдавила ему горло, лишила дыхания. Сердце бешено заколотилось и… остановилось.

Когда его тело рухнуло на стол, Онасет был уже мертв.

В лилово-черной темноте вечера ярко пылали огни. Городские стены сверху донизу были усеяны горящими факелами. Трещали поленья в очагах под чанами — вода и масло должны были кипеть всю ночь. Красными пятнами светились жаровни, в которые сваливали разный хлам из городских кузниц: железные скобы, гнутые гвозди, ломаные подковы. В мирное время они годились только на переплавку. Но до конца мирного времени оставались считанные часы. И тогда на головы врагов посыплется раскаленный металлический дождь. Возбужденные солдаты, несущие караульную службу на стенах, словно тени, мелькали в сполохах света и вновь растворялись во тьме.

Костры горели и на прилегающих к Дункару равнинах. Когда посланник принца Дагнаруса выехал из городских ворот и враги узнали, что король Моросс отверг условия сдачи, кольцо вокруг города сжалось плотнее. Никто не знал, какова настоящая численность вражеской армии; некоторые уверяли, что никак не менее десяти тысяч. До стен долетали голоса двуногих чудовищ; те, не умолкая ни на минуту, о чем-то переговаривались или кричали. Их язык состоял из хрюкающих, цокающих и хрустящих звуков, к которым добавлялся непередаваемый шипящий треск, чем-то похожий на треск и шипение сырых дров. От звука этих странных и жутких голосов, от нечеловеческих криков, разрывавших тьму, дозорным становилось не по себе. Совсем рядом был чужой и неведомый мир, который только и ждал момента, чтобы лавиной хлынуть на город.

Едва ли кто-то из горожан в эту ночь лег спать. Взбудораженные и перепуганные, дункарцы толпились на улицах, пересказывая друг другу слухи, которые с каждым повторением обрастали все более страшными подробностями. Капитан Дроссель с большим трудом пробирался по улице, сожалея, что не набросил поверх формы плащ. Стоило ему пройти несколько шагов, как очередной дункарец, увидев форму, бросался к нему и хватал за рукав, умоляя сообщить последние новости или подтвердить последние слухи.

Дроссель произносил одну и ту же фразу: «По королевскому делу!», отпихивая и отбрасывая особо ретивых горожан, и шел дальше. Он опаздывал, и, хотя опаздывать было не в его правилах (Дроссель отличался болезненной пунктуальностью), сейчас это не особо его волновало. Без него те люди все равно никуда не пойдут и ничего не сделают.

Капитану Дросселю было сорок лет. Он родился и вырос в Дункаре. В армию Дроссель вступил еще в ранней юности. Им двигал отнюдь не патриотизм; ему было глубоко наплевать на собственную страну. Просто еще мальчишкой он услышал, что, обладая изворотливостью и некоторым умом, можно сделать неплохую карьеру в Дункарганской армии. Единственное, чего следовало избегать, — это искушения стать героем, поскольку герои чаще всего гибли. Так Дроссель провел в армии более двадцати лет, не пытаясь вылезти в герои. Он усвоил нехитрое правило: сражайся с врагом на виду у начальства и береги собственную шкуру, когда начальства рядом нет. Он получал повышения в чине, умело сочетая подкуп с предательством. Все это знали, но никто не осуждал Дросселя. В Дункарганской армии это считалось обычным делом.