Русалки-оборотни - Антонина Клименкова Страница 59

— Вот еще! — возмутилась Глаша. — Да, понравился. Он красивый, богатый, дворянин, иностранец. На моем месте любая бросилась бы ему на шею!

— Как бы он сам не бросился бы кому на шею, — вздохнул Феликс. И вышел, тихо притворив за собой дверь.

Глафира надула губы, грустно посмотрела из-за занавесочки ему вслед, покачала головой. На всякий случай решила отравить себе кровь, набив полный рот маринованным чесноком.

Не обращая внимания на все ярче сияющее утро, Винченце решил ненадолго задержаться в лесу. Он остановился возле ручейка, жизнерадостно несущего свои хрустальные воды меж сизых от мха кочек и камней. Быстро произведя какие-то таинственные манипуляции, низко наклонился к самой воде.

— Вик Ронан, это ты? — глухо донеслось со дна.

— Я, милорд, кто ж еще, — ответил Винченце.

— Где ты сейчас? — продолжал вопрошать ручей низким мужским голосом. — Я тебя почти не вижу, все расплывается, колышется. И звук плохой, какой-то журчание странное.

— Мне вас тоже не видно, сэр. Зато здесь нас никто не подслушает.

— Ты наконец нашел свой клад? — с надеждой спросил ручей.

— Не-а, милорд.

— Ты отыскал чертову траву? — поинтересовался, теперь с угрозой.

— Не-а, милорд.

— Какого же черта ты собирался мне докладывать?

— Я тут кое-что получше обнаружил, — таинственно заявил Винченце. — Я думаю, вашей светлости понравится.

— Мне плевать, что ты думаешь!! — взревело со дна, и вода заклокотала, зашипела поднявшимися пузырями. — Мне нужен этот чертов эликсир! И немедленно! Ты и так потратил чертову уйму денег и времени на эти свои чертовы каникулы — а толку как от.!!

— Но, милорд, — обиделся маркиз. — Я и так делаю все возможное! Полагаете, это так просто — найти траву среди травы? Это вам не иголку в стоге сена отыскать — каплю в океане!

— При чем здесь океан? Какое сено?! — заорал «ручей», плеснув ледяной ключевой водицей в лицо, — Я тебя не за сеном посылал, а за чертовым зельем!!.. Все, молчи. Слушать ничего не желаю. Все твои оправдания я знаю наперечет. Учти, через девять дней я сам, лично приеду за тобой. И если к тому времени ты не добудешь проклятое снадобье, я собственными руками спущу под землю всю твою деревню, вскипячу речку вместе с озерами, подниму все берега по камушку, по песчинке на воздух, разберу леса по щепочке, по листочку…

— Я уже понял, милорд! — заверил разбушевавшегося хозяина Винченце, не слушая продолжения тирадыю— Будьте уверены, скоро предъявлю результат на золотом блюдечке. Отменного качества. Я не я буду, если не оправдаю ваше доверие.

— Будто я тебя тысячу лет не знаю… — хмыкнул «ручей» с большим сомнением в голосе.

Вода плавно успокоилась, перестала бить белым ключом, прояснилось устланное палой листвой каменистое дно. Винченце вздохнул, пригладил пятерней выбившиеся из хвоста волосы. Поднявшись с корточек, отряхнул колени, незаметно огляделся по сторонам — на всякий случай, скорее по привычке, чем из необходимости. Никого, можно спокойно уйти.

Русалка полюбила

Красавца-колдуна —

А он на ведьме страшной

Давно уже женат!

Бедной водянице

Впору утопиться…

Наступившее утро принесло две важные находки. Первую Феликс сделал самостоятельно. Вернувшись к тем самым березкам, где давеча бродило чудовище, и тщательно все осмотрев, он обнаружил множество любопытных вещей. Очень четко отпечатавшиеся в мягкой земле, своеобразные следы чудища. Клочок черной шерсти, повисший на сучке. И вырытая в низинке яма, которую прикрывал сколоченный из досок щит, для неприметности сверху засыпанный хворостом и прошлогодней листвой. В этом странном погребе также нашлись следы лап чудища — но ничего больше. Яма оказалась пуста, если не считать рассыпанных в углу на земле угольков. Но старых кострищ поблизости Феликс не заметил.

Вторая находка этого утра была не менее странной. И подивиться на нее собралась едва ль не вся деревня. В дальнем конце чьего-то сада, под раскидистой вишней, во всю длину развалилась большая свинья.

— Боров, — перешептывались в народе.

— Хряк.

— Помер?

— Сдох.

— Ну и туша!

— Да, жирного откормили.

— Жалко, скотина хорошая.

— Да что случилось?

— Не видишь? Загривок в кровище и две дыры за ухом.

— Упырь покусал, как есть.

— Ужасть-то!..

— А розовенький какой был, хорошенький. Пудов сала этак…

— Полно вам городить! Нешто не видите — бока ходют! Дышит, знать, не помер совсем-то.

— А ведь и правда, гляньте-ка! Ишь, еще и храпит.

— Да это он вишни пьяной обожрался, вот и дрыхнет!

— Слава те господи… Дайте ему пинка кто-нибудь!

Столь бесцеремонно разбуженный, зверь вскочил на ноги и, ничего не соображая, пустился во все копыта — прямо на толпу. Народ шустро расступился, и зверь, ломая посадки и ограждения, удрал.

— А чей же он был? — спохватились.

— Мой, — грустно подал кто-то голос.

— Ну со свиньей почти все ясно, — произнес Серафим Степанович несколько позже, после чаепития. — Захотел полакомиться, полез в чужой сад, наелся палой вишни. Ягоды от жары испортились, забродили. Поросенок спьянился и тут же улегся спать. Кровь на загривке — это, скорей всего, все тот же вишневый сок.

— А дыры? — напомнил Феликс.

— Мог случайно напороться на острые ветки, — предположила Глаша мимоходом — она помогала Полине Кондратьевне убирать со стола.

— Непохоже, — сказал Феликс, поставив чашку и взяв из блюда с пирожками большую двузубую вилку.

В задумчивости покрутил ее в руках, сделал движение, будто с силой протыкает воздух. Смерил пальцами расстояние между зубцами. Совпадало идеально.

— Ты хочешь сказать, будто кто-то, — решил внимательно наблюдавший за действиями помощника старец, — шел себе по саду, увидел валяющуюся под деревом свинью и захотел ее попробовать на вкус. Достал из кармана вилку и просто ткнул?

— Боров был пьян и ничего не почувствовал, — усмехнулся Феликс.

— Чепуха какая! — нахмурилась подошедшая Полина Кондратьевна. — Кому это могло взбрести в голову? И зачем?

— Чудищу-вампиру, — сказала Глаша.

— Сумасшедшему лунатику, — парировал Феликс.

Глаша опять надула губы.

Следующей ночью на русалочьем берегу вновь горел костер. Искры взвивались в синюю высь, нимфы в невесомых одеждах кружились хороводом. От мельтешения девичьих ножек вокруг огня, от звонкого смеха у Винченце разболелась голова. Он вообще сегодня был не в духе и уже жалел, что позволил баронету уговорить себя сюда прийти. Сам баронет, впрочем, теперь тоже пребывал не в восторге от собственной настойчивости — сидел надутый, как индюк, ни слова впопад не сказал. А все потому, что прекрасная госпожа русалок глаз с итальянца не сводила, все только с ним говорила, а на бедного баронета внимания не обращала. В другой бы раз Винченце подобная ситуация позабавила: с одной стороны, ревнующий юнец, а другой — льнущая, точно тенета, девица. Но почему-то сегодня это его раздражало.