Море имен - Ольга Онойко Страница 59

– Сурово, – пробормотал он, – сурово и мощно… Алей, ты когда-нибудь плел Великую Сеть?

– Плел, День Вьюгин.

– Хорошо. Задача у тебя стоит близкая по сложности. Через прокси по реальностям ходить опасно.

– Я уже понял, – хмуро ответил Алей.

– Умный, стало быть… Я ходил через прокси несколько раз и каждый раз оказывался на волосок от того, чтобы застрять. На самом деле проблема не в нас, а в админах. Они демонами не пользуются, поэтому толком не знают, как с ними обращаться.

«Вот уж точно, – подумал Алей с досадой. – Философские концепции вместо мануалов – это оригинально».

– Кроме того, у админов допуски другие, возможности другие… – вслух размышлял ягуар. – Для них вызвать демона действительно то же самое, что для нас запустить приложение.

– День Вьюгин, – начала Осень, – пожалуйста…

Тот поднял руку, точно отодвигая слова Осени, вернулся к креслу и сел.

– Слушай, – вполголоса спросил он Алея, – ты уже пробовал работать? Только честно.

Алей покосился на Осень и прикусил губу. Но врать было себе дороже, и он ответил честно:

– Пробовал.

Осень медленно подняла золотую бровь. Глаза ее на миг подернулись ледком, а потом утратили выражение и превратились в сенсорные камеры киборга.

– Пробовал спорить? Молчать? Отбрехиваться? – допытывался Стародубцев.

Алей поперхнулся.

– Скорее последнее, – признался он с кривой усмешкой.

– Ну-ну, – Ягуар покачал головой. – И как результат?

– Ну как сказать… – Алей поморщился и уставился в пол. – Нулевой по сути. Э-э… Отрицательный.

– Вот само собой, – кивнул День Вьюгин и подался вперед, глянул исподлобья. Желтые кошачьи глаза бледно блеснули. – Как ни удивительно это прозвучит, но его надо переспорить.

– То есть? – Алей моргнул.

Стародубцев понимающе скосил рот.

– Да, верно, совсем переспорить его нельзя. Но можно загнать в угол. Загнанный в угол демон начинает выполнять команды. Не дергайся так, Алей, – Ягуар белозубо улыбнулся, – это правда возможно. Интеллект у них по стандартной шкале примерно сотня, не выше. У нас, я так скромно прикидываю, посущественней. Не надо стремиться поставить мат, достаточно патовой ситуации. Покидайся парадоксами, почаще отвечай «ну и что?». Есть еще приемчик: не обращаться к нему прямо, выражаться назывными и инфинитивами. «Резать тоннель», «открывать путь». Приказы демона раздражают, не бери пример с админа, ему можно.

Алей выпрямился и перевел дух.

– Понял свою ошибку.

– Умный, – одобрительно сказал Ягуар.

– День Вьюгин, я пойду, – вмешалась Осень, подчеркнуто обращаясь только к Стародубцеву. Алея в ее поле зрения не существовало. – У меня скоро совещание.

– Удачи, – кивнул Ягуар ей вслед и снова глянул на Алея ласково и жестко, будто упер ему в лоб острый палец. – И еще, Алей: никогда не теряй присутствия духа.

Алей улыбнулся. Стародубцев зафыркал в ответ, сощуриваясь, в глазах его метнулись две молнии, и почудилось: пятнистый хвост встал трубой над черным офисным креслом.

* * *

Вчерашней ночью, несмотря на все усилия, код для Летена Алей так и не дописал. Ключевых точек оказалось слишком много – необычайно много, как бы не больше тысячи. Того, что Алей успел отыскать, не хватало даже для урезанной цепочки. Собирайся он отдавать Воронову цепочку подлинную, сейчас как раз сравнялось бы полработы.

И все его точки были абстрактны, почти все – однословны: не образы, не метафоры – простые понятия. Чем дальше продвигался Алей, тем яснее он понимал, какая великая перед ним бездна и мощь. «Невообразимый масштаб личности», – думалось ему. Но стоило с этим согласиться, как на следующем звене ассоциативного ряда Алей видел Летена обыкновенным бандитом.

Сначала двойственность казалась естественной, как любая двойственность, но потом начала пугать. Одно состояние сменяло другое в произвольном ритме. Непредсказуемость все портила, она словно прорубала ухабы на торжественном царском пути. Потихоньку Алей начал проверять гипотезу о том, что Запредельное для Воронова – это прежде всего запредельный самоконтроль…

Возможно, в Старице он бы поработал успешнее. Но после беседы с Эном Алей опасался уходить туда. Он не понимал причин тревоги, так диктовало чутье. Чутью же он привык верить.

Под утро Алей размышлял уже не над тем, как составить цепочку ложного Предела, а над тем, когда Воронову звонить и что ему сказать. По здравом размышлении он решил, что не так все страшно. Вася предупреждал: Эн может врать. И про полиэтиленовые пакеты он наверняка врал. Алей бы увидел второе толкование, если бы оно у ключей было. Но Эн был прав в том, что Воронов опасен.

«Лучше его не злить», – подумал Алей и сам с собой согласился.

Мысль о возможных вторых толкованиях поисковых цепочек заставила его еще раз спросить, что имел в виду админ, говоря о Якоре как анкоре, текстовом описании ссылки. Он спросил у Ялика, и Ялик отдал ответ своих Словарей. «Символ надежды, железная связь, – мысленно повторил Алей, – это понятно, а спортсмен? Это тоже неспроста. Что это значит?» Впрочем, вопрос сейчас по срочности находился где-то на десятой позиции в очереди.

…Мимо Алея прошли в бухгалтерию секретарша Тайна и Вера Тишина, начальница секретариата. Обе мило улыбнулись и состроили глазки; Алей поздоровался, но глазок не заметил. Он был занят. Он спал стоя у стены, во сне размышлял о Пределах, смыслах и демонах, искал взглядом кадровичку, а в руках теребил заявление об отпуске и с трудом удерживался, чтобы не начать отгрызать от него уголочки. В зубах, по крайней мере, он этот ценный подписанный листочек уже пару раз зажимал.

«Вася – мой Якорь, – думал он, переминаясь с ноги на ногу. – Якорь создает тоннель. Обманку, неполную Вселенную, которая представляется настоящей. Это значит, что я не вижу чего-то в мире, чего-то не понимаю. Может, мне нужно найти собственный Предел? Может, я уже близок к этому? Я взломаю Предел себе, и все станет проще. А может, и нет… Хорошо бы у Васи спросить».

Тут Алей наконец решился и, отбросив колебания, сел на пол. После такого маневра кадровичка обязана была выскочить из-за угла и обиженно заявить, что выходила на три минуты. Но она не появилась, и Алей вернулся в полудрему.

Теперь он думал о брате.

Да, Эн мог врать. Мог говорить правду. С самыми худшими намерениями… Он сказал, что уважает Ясеня, что Ясень грозен не менее, чем даже Воронов. Это была ложь или истина? И какое зло в ней крылось? Что, если все иначе, папа не хочет ничего плохого, братишке грозит иная, неизвестная опасность, а демон заставляет Алея думать о другом и тянуть время?

Что, если это правда?

В кого мог превратиться Ясень за десять лет своего посмертия? Человек, который ушел в Старицу и остался там? Который сотворяет с живыми и нечужими ему людьми – такое?