Ночная охотница - Сергей Осипов Страница 59

– Я тебе должен объяснить, что мы облажались, – говорит Сахнович. – Эта халупа, в которую мы сунулись на переговоры с цыганами, – что-то типа избушки на курьих ножках. Въезжаешь? То есть там живет что-то типа злого духа, который опекает этот табор. Крышует, ясно? Потому нас туда и зазвали. Если бы мы чего-нибудь задумали против этого барона, этот дух с нами бы разобрался. А мы задумали, если помнишь…

Покровский кивнул.

– Если бы мы просто задумали повязать эту компанию, это одно, но все вышло еще хуже. Ты меня пристрелил. Кстати, я до сих пор не знаю зачем. Какая муха тебя укусила, а?

– Проехали, – махнул рукой Покровский.

– Проехали? Тебе-то легко говорить… – проворчал Сахнович. – Ну так вот, кретин, к твоему сведению, меня нельзя было убивать.

– С чего это вдруг? Ты какой-то особенный?

– Дело не во мне. Дело в этом доме. Внутри этого дома только сам дух может отнимать жизнь, а ты нарушил его монополию и будешь наказан за это.

– По-моему, меня уже наказали. Меня, блин, выкинули сквозь стену! Я еле на ногах стою…

– Да, и плюс ко всему этому ты станешь рабом вон того типа, – Сахнович показал на барона. – Он теперь твой хозяин.

– В задницу такого хозяина, – буркнул Покровский. – Почему ваши ребята его не скрутили? Почему он не в наручниках, а?

– Они его не нашли.

– Да что ты мне заливаешь…

– Видел туман? Это была такая маскировка. Все, что было в тумане, нельзя было разглядеть снаружи. Поэтому и дом, и барон с сыновьями, и ты… Все оставалось невидимым.

– Отлично, – сказал Покровский. – Последний вопрос: ты действительно во все это веришь? Злые духи, волшебный туман…

– Бред сивой кобылы, – согласился Сахнович. – Никогда бы в такое не поверил. И в говорящих призраков тоже не поверил бы. Но вот сейчас смотрю я на себя… Я что, должен не верить в самого себя? Разве это не тупо?

Покровский задумался. Насколько это было возможно в его тогдашнем состоянии.

– Тогда ты – просто моя галлюцинация, – сказал он наконец. – Ты мне мерещишься, а на самом деле тебя нет…

– Спасибо, обрадовал, – обиделся Сахнович. – Сам ты галлюцинация!

– …и этих цыган тоже нет, и слова твои – просто моя фантазия… Поэтому я просто пойду отсюда. Выйду на шоссе, там поймаю попутку, доберусь до больницы…

– Флаг тебе в руки, – сказал призрак Сахновича и помахал бледной рукой. Покровский развернулся и пошел в ту сторону, откуда несколько часов назад его, Сахновича, и группу захвата привезли на автобусе. Покровский хотел верить в автобусы и не хотел верить в злых духов и волшебный туман.

Он удалился от дома метров на сто, а потом ноги его налились свинцом, кишки словно завязались в тугой узел, а в голове закружились на бешеной скорости дребезжащие карусели. Покровский упал на колени, попытался ползти, но не смог продвинуться ни на сантиметр, словно тело его вросло в землю. Неизвестно, сколько времени он вел безнадежную борьбу с непонятными законами, которым теперь подчинялись его тело и окружающий мир, но в конце концов силы оставили его.

– Эй, галлюцинация, – склонился над ним призрак Сахновича. – Теперь ты веришь?

– Я… – выдохнул Покровский. – Не хочу в это верить, но…

– Приходится, – завершил фразу призрак.

– Сколько? Сколько мне еще здесь быть…

Он не хотел произносить слова «раб», хотя чувствовал себя сейчас именно так.

– Год, – сказал Сахнович. – Это немного. Не успеешь оглянуться…

– А тебе – сколько?

– Мне? – Лицо Сахновича замерло, как будто он вспоминал или – что более вероятно – переправлял вопрос тому, кто знал на него ответ. – Вечность.

Это прозвучало как автоматическое повторение ничего не значащей чужой фразы, но затем Сахнович, осознав произнесенное, повторил уже с чувством:

– Вечность?! Твою мать!!!

Покровский даже и подумать не мог, что призраки способны на такое яростное выражение эмоций.

5

Ровно год спустя словно невидимый гипнотизер щелкнул пальцами у Покровского над ухом, тот открыл глаза и обнаружил, что стоит на обочине какой-то проселочной дороги. Вечерело. Покровский был одет в спортивный костюм и разбитые кроссовки, щеки проросли недельной щетиной, во рту – неприятный металлический привкус. В давящей на уши тишине едва улавливался звук удаляющегося автомобиля; много позже Покровский сообразил, что в автомобиле удалялся цыганский барон по своим баронским делам.

Затем и этот звук исчез, и Покровский подумал, что сходит с ума, потому что его последними четкими воспоминаниями были тонущий в белом тумане домик где-то под Волгоградом и бродящая рядом с домиком скорбная тень убиенного Сахновича. Картинка сама по себе безумная, но проблема была не в этом, а в том, что сейчас глаза Покровского не находили вокруг ничего даже отдаленно похожего на избушку-развалюшку. Он находился в каком-то совершенно ином месте, не имея ни малейшего понятия, как в этом месте оказался.

Догадаться, что это не только другое место, но еще и другое время, было для Покровского в его тогдашнем состоянии слишком сложной задачей. Уже на самых дальних подходах к этому умозаключению его мозг стал работать с проворностью ржавого часового механизма, и мысли стали по-настоящему тяжелыми, заставив Покровского присесть на корточки и обхватить голову руками.

В таком положении его и застал черный джип, чье появление посреди этого «нигде» было для Покровского сродни приземлению летающей тарелки с маленькими зелеными человечками. Он поспешно вскочил на ноги и отбежал на несколько метров от дороги, опасливо поглядывая на замедляющую ход машину и готовясь при первом признаке опасности убежать еще дальше. Джип остановился, и оттуда выпрыгнул маленький вертлявый человечек с кривой ухмылкой на смуглом лице. Когда Покровский позже вспоминал этот момент, то не мог подобрать более точного выражения, чем «как чертик из табакерки».

– Экипаж подан, господин Покровский, – ехидно проговорил вертлявый человечек, и помимо этих четырех слов Покровский явственно уловил еще подспудную интонацию, которая сообщала – вертлявый человечек знает о Покровском больше, нежели тот сам знает о себе. Это было неприятно, но не удивительно.

Человечек выждал некоторое время (покачиваясь при этом из стороны в сторону, словно часовой маятник), потом еще шире растянул ухмылку и поманил Покровского согнутым пальцем, как ребенка или собаку. Покровский знал, что сейчас у него не все в порядке с головой, но он был совершенно уверен, что в прошлом не откликался на такие жесты, и не видел причин менять положение вещей.