Звёздные стражи - Маргарет Уэйс Страница 59

— О чем, простите, милорд? — Экс не был готов к неожиданному переходу от разговоров о делах мирских к разговору о метафизике.

— Дела Господни неисповедимы, творимое Им скрыто от нас. Так вот, Экс, Бог творит свои дела. Он собрал всех троих вместе — меня, того, кого я сильнее всего желаю заполучить, и моего самого главного врага, человека, который представляет для меня смертельную опасность.

— Заполучить вы хотите, как я понимаю, мальчика. — Экс, заметив, что Командующий находится в хорошем настроении, решил, что может позволить себе чуточку сарказма. — Думаю, Бог непременно отдаст его в ваши руки, милорд.

Саган искоса взглянул на адмирала и ответил:

— Совершенно верно.

Шаги откликаются в памяти

До непройденного поворота

К двери в розовый ад,

К неоткрытой двери.

Так же

В тебе откликнется речь моя.

Т.С. Элиот, «Четыре квадрата»

Вернувшись в каюту, Мейгри с силой захлопнула дверь и прислонилась к ней. Надо было срочно разобраться с собственными мыслями, не дожидаясь, пока она пройдет через комнату и сядет в единственное кресло, оставленное в каюте для удобства «гостьи».

За дверью слышались шаги центурионов, заступавших на пост у входа. На кровати Мейгри увидела тот самый «наряд», о котором упомянул Саган, завернутый во что-то белое, похожее на саван. Мейгри вдруг почувствовала такое отвращение к подарку Сагана, что не захотела даже прикасаться к нему.

Глупости! С каких это пор она стала бояться платьев?

Но так и не подошла к свертку, чтобы посмотреть на его содержимое. Оторвавшись от двери, она прошла к тумбочке, пододвинула кресло и села перед зеркалом делать прическу.

— Мальчик, — сказала она себе тихо. — Именно об этом думал Саган, именно эту мысль хотел прочесть у меня. Мальчик там, на этой планете. Он видит его, как и я, призрачной тенью. Почему он захотел, чтобы я узнала? Почему заговорил со мной? Ведь он наверняка знает, что я сделаю все, чтобы спасти мальчика.

Мейгри коснулась шрама, провела пальцем по линии, тянувшейся от виска до верхней губы. Прикосновение вызвало боль, и она не удивилась бы, если б увидала выступившую вдруг кровь.

Она могла бы попытаться замаскировать шрам: с помощью пластикина даже лицо столетней старухи можно превратить в лицо двадцатилетней девушки. Но Мейгри знала, что этот шрам ничем не замаскируешь, не спрячешь. Можно даже надеть шлем, но и сквозь него рубец будет виден.

Взяв щетку, она стала расчесывать спутавшиеся длинные светлые волосы.

«Что значит — спасти? Оставить мальчика жить в неведении? Чтобы он никогда не узнал, кто он? Этого ли ты действительно хочешь? Если ты веришь в это, то зачем прятала ребенка? Он был нашей надеждой. «Исстрадавшиеся, мы мечтали о короле». «Я прятала ребенка не для того, чтобы Саган отдал его в руки человека, который называет себя президентом». Рука Мейгри дрогнула, щетка скользнула по волосам и упала. «Конечно! Саган не собирается отдавать мальчика Роубсу! Он хочет держать его при себе, использовать в своих целях!»

Мейгри посмотрела на сверток на кровати.

Встала, подошла, взяв в руки, попыталась развязать, но крепкие узлы не поддавались, и пришлось повозиться довольно долго. Сверток был сравнительно тяжелый — значит, платье сшито из толстой материи. Догадываясь, что это может быть за платье, она дрожащими руками развязала наконец узлы, затаив дыхание, приподняла краешек белой материи и заглянула внутрь.

Потом закрыла глаза и опустилась на пол. Боль в груди затрудняла дыхание. «Боже, дай мне умереть! — шепотом взмолилась она. — Дай мне умереть сейчас, если не позволил умереть тогда!»

Рука, лежавшая на постели, нащупала ткань, из которой было сшито платье, — мягкую и гладкую, теплую на ощупь. Синий. Сине-фиолетовый бархат. Парадное платье. Такие надевали в торжественных случаях. В таких платьях Стражи являлись на обед, который король давал в их честь. Обед во дворце. Обед во дворце в день революции. Сине-фиолетовый бархат с черными пятнами крови.

Пальцы вцепились в материю. Перед глазами предстала картина. Стражи входят, двигаясь со спокойной уверенностью, занимают места за длинными столами, установленными в бальном зале дворца. Одежда мужчин и женщин сделана из одного материала — сине-фиолетового бархата. Из груди каждого Стража сияет драгоценный камень в форме звезды. Других украшений Стражи не носили, никакое другое украшение не ценилось выше. Ставрос шел впереди нее, за ней следовал Платус. Они подошли к столу, королевскому столу, потому что в тот вечер чествовали Золотой легион. Но Сагана не было среди них. Он пришел отдельно и опоздал. Ставрос в своей излюбленной манере отпустил какую-то шутку. Мейгри не помнила, что именно он сказал, но, видимо, было не очень смешно. Тогда уже все казалось не смешным. Зал переполнился. От гула голосов болела голова. Мейгри хотела, чтобы они успокоились, замолчали. Над ними нависла страшная беда. Почему они не чувствовали этого? Она должна была сказать им! Предупредить. Но прежде чем она попыталась это сделать, вошел Саган. Все Стражи сидели, он один стоял, стоял в дверях зала. Он один не был одет в костюм из сине-фиолетового бархата. На нем были доспехи…

Темнота.

Затем госпиталь, боль, бинты, страх. Но больше всего ее мучило то, что она осталась жива.

Доктор Гиск и его адская машина с проводами и кусочками лейкопластыря не могли бы причинить жертве более изощренных страданий, чем придумал Командующий, воспользовавшись всего лишь куском синего бархата. Он бы сам удивился достигнутому результату. Он знал, что причинит боль, воскрешая воспоминания. Но не догадывался, что еще большая пытка — не помнить!

«Я не надену платье, — подумала Мейгри, — я не пойду на обед. Шагу не сделаю из каюты. Я — заключенная, таковой и останусь! Я спрячусь…»

Встав с пола и едва держась на ногах, Мейгри отошла от кровати. Но куда бы она ни переводила взгляд, он снова и снова возвращался к синему бархату. Схватившись за спинку кресла, чтобы не упасть, она стояла и смотрела на платье.

И тогда Мейгри поняла замысел Сагана. Он нанес ей страшный удар, он добился своей цели. Ослабев, она потеряла над собой контроль, утратила бдительность. Может быть, теперь ей ничего другого не остается, как упасть и умереть?

Мейгри села в кресло и протянула руку за расческой. Ее пальцы коснулись коробочки из розового дерева, стоявшей на тумбочке на почетном месте. Дерево было гладким и теплым, еще теплее той материи. Рука легла на коробочку.

Меч памяти всегда обоюдоострый.

* * *

Парадная столовая на «Фениксе» находилась в отсеке, предназначенном для почетных гостей, появлявшихся на борту корабля очень редко. Командующего мало заботило то, что он называл ненужными условностями, зато от офицеров требовалось раз в месяц присутствовать на торжественном обеде, который он устраивал. Обстановка столовой была строгой — хромированная сталь и стекло, плавные линии и срезанные углы. Мебель намеренно неудобная, чтобы гости не засиживались. В комнате никаких украшений, никакой отделки. Все в обстановке говорило о том, что вы на военном корабле. Мебель можно было разобрать за несколько минут и вынести, если вдруг объявят тревогу. Сквозь большие иллюминаторы открывался вид на черное космическое пространство, который как бы подчеркивал холодную атмосферу комнаты.