Сны Железобетона - Владислав Выставной Страница 6

– М-да, не помогла космическая подзарядка... – неуютно озираясь, протянул Борис.

– Кому не помогла? – скучающим голосом полуспросил Леха.

– Бр-р!.. Не понял. Уточни! – потребовал Миха.

– Ну, мэру, скажем, не помогла, а тому, кто заряжал...

– Все, хватит кошмариков на сегодня, – решил Миха и встал с газона, отряхивая джинсы, – сваливаем. На горшок и спать...

– Мать-перемать... – помогая подняться Ксюхе, глубокомысленно добавил Борис.

...В общем, это так и запомнилось бы просто как забавное приключение из тех, что в изобилии приносят дружеские попойки, если бы Борис вдруг не выкинул очередную свою дурацкую штуку...

Уже уходя, он вдруг обернулся и, рухнув на колени, воздел руки к небу и неприятно серьезным голосом запричитал:

– О Великий и Ужасный Железобетон! Этой звездной ночью ты открыл свою тайную суть недостойным и к тому же нетрезвым студентам и начинающим трудоголикам! Сейчас мы возлежим на твоем... не знаю чем... в час, когда ты спишь, насытившись психоэнергией неразумных футбольных болельщиков... И мы снимся тебе, как нам снятся всякие эротические барышни, и когда ты проснешься, мы растворимся, как будто нас никогда и не было... отныне мы будем верно служить только тебе, о Железобетон, потому что мы – не более чем твои туманные сны... – и Борис рухнул лицом в траву, конвульсивно дернулся пару раз, изображая агонию. Перевернувшись на спину и приподнявшись на локтях, он с видом великого актера закинул ногу на ногу.

– Ну, как вам такой вариант?

– Эк, брат, как тебя, однако! – слегка опешив, сказал Миха. И даже Леша, остановив бесконечное бормотание себе под нос, недоуменно повернулся к Борису.

– Зачем ты так шутишь?! – загробным голосом выдавила из себя Ксюша. – Откуда ты можешь знать, куда он передал твои слова?

– Расслабьтесь, чего вы на меня уставились, как Ленин на контрреволюцию? Я просто развил Ксюшину мысль. По-моему, красиво получается – Великий и Ужасный Железобетон! А что, я ему теперь поклоняться буду! Футболисты ведь играют в честь него свои ритуальные игры! Прямо как индейцы в честь этих... Вицлипуцли, или там Кетсаткоатля!

– Ну, ты трепло, Борис! – покачал головой Миха.

– Дурак он, а не только трепло! – сердито сказала Ксюша. – Я им про Фому, а они мне – про Ерему!..

Начинало светать, и смысл разговора растворился в наступающих буднях...

– В общем, завтра в полвторого у дворца. Напоминать, чтобы не опаздывали, надо? Гена, это тебе персонально! Кассеты, запасную батарею, чтоб не как тогда, посреди фестиваля... Тебе записать или тату на лбу сделать? Ну тогда, всем аривидерчи, до завтра... Да, Геннадий, камеру не забудь!

Мимо Светки уныло пробрели остатки разбитой телевизионной армии генерала Паулюса в лице долговязого оператора Гены, который с камерой на плече, штативом под мышкой и в бейсболке поразительно напоминал отступающего фрица. Картину дополняли небритый водитель и тощая ассистентка.

Общее состояние было мрачное, граничащее с апатией. От темы предстоящего репортажа просто тошнило. Воняло от этой темы теми временами, когда с экранов сыпались тонны руды и центнеры с гектара вместе с генсеком и иными официальными лицами... Тьфу! Чего ради она только поступала на журфак? Чтобы лизать задницу мэру в каждом втором материале? Нет, ну редактора понять можно – мэр щелкает его по носу при каждом удобном случае. Оттого у Сергеича такое дурацкое выражение лица, синий нос и скошенные к переносице глаза...

«Да ладно тебе, Светка, это ты напрасно так про Сергеича. Он хороший в общем-то дядька, правда, накрепко отлитый в старой ржавой форме, и его уже не изменишь. Это беда поколения – любая власть вызывает у них оцепенение и рефлекторный ужас.

М-да... Это все, конечно, замечательно, но с этой лажей пора заканчивать. Уже несколько вполне готовых и достаточно актуальных репортажей попросту сгнили, не дождавшись эфира, а света в конце тоннеля не видать. Как не видать с таким собственным имиджем нормального канала.

Скандал нужен, вот что. Хороший такой скандальчик. Сенсация, как ни пошло это звучит. Нужен такой матерьяльчик, который «схавает» любой канал... Вот, например, эти истребители машин, как они себя называют... Чем не тема? Вполне можно развить... вот только позвоним кому надо. Как говорится, информация за информацию...»

...Светка курила, рассевшись на широком подоконнике. В распахнутое окно тянуло сквозняком, будто бы ветер нарочно старался не выпустить на свободу сигаретный дым.

Там, снаружи был настоящий мир. Совсем не тот, что создавался здесь, внутри телецентра. Сначала болезненный, остекленевший взгляд телекамеры, судорожно выхватывающий самую патологическую сторону происходящего, затем дымный смрад монтажной, затем казенный голос диктора – и вот, живой и прекрасный мир превращается в свое уродливое отражение на экране телевизора.

И многие думают, что мир в телевизоре и есть самый что ни на есть настоящий... Им просто лень выйти за дверь и самим оценить настоящую красоту. Ведь телевизор, к счастью, не может исковеркать НАСТОЯЩЕЕ.

– Здоров, Свет. – Мимо уха в пространство выдвинулась жилистая рука в широченном рукаве. На запястье висели гроздья цветных ремешочков и веревочек, указательный палец щелкал по сигарете, стряхивая пепел.

– А, Игорь, привет, как дела?

– А как? А все так же. Монтируем.

– Чего монтируете?

– Да, заседание в городской Думе... Матюки вырезаем и слова-паразиты... А без них смысла никакого не получается. Уже башка трещит...

– А... Искусство в большом долгу.

– Так вот то ж...

– Ой, ребят, сигарета есть? Только быстрее!

– Хай, Викуся! Ты чего суетишься?

– Да, эфир же, эфир! Ну, дайте покурить, пока реклама идет!

– Да что с тобой? Какая-то ты нервная сегодня.

– Да, Свет, и не говори... Гостей каких-то наприглашали... Дебилы. Вообще невозможно с ними разговаривать. Как бы «на ковер» не вызвали... Игорь, ты со мной? Пока, Свет!

– Счастливенько...

Светка крутанулась на подоконнике и свесила ноги наружу. Внизу было пять этажей телецентра, этого вместилища творчества и профессионализма вперемешку с конъюнктурой и бездарностью. А еще внизу был свежий ветер. Сверкала вода прудов и зеленели ивы. Куда-то бежала полоска асфальта, а по ней с гиканьем неслась на роликах разноцветная стайка подростков...

В небо, словно след улетающей ракеты, уходило тело телевышки.

Башни соседнего стадиона щекотали пузатые облака.

Парадокс заключается в том, что всей этой красоты никто не увидит. Если Светка ее не запечатлеет в сюжете, не объяснит зрителю: то, что он видит, – это именно красота, а ничто иное...