Иоганн Кабал, детектив - Джонатан Л. Говард Страница 6

(Б) 1) В ретроспективе в чем заключалась самая серьезная ошибка Дульциса III?

2) Не в ретроспективе?

(В) Выскажите вашу точку зрения относительно двух из трех следующих пунктов:

1) Миркарвианцы повели себя как настоящие ублюдки.

2) Полорусцы повели себя как настоящие ублюдки.

3) Все страны ведут себя как настоящие ублюдки.

(Г) Напишите политический трактат объемом не более 250 000 слов или 500 страниц, в зависимости от того, что окажется меньше, на тему того, как стабилизировать отношения между странами региона. Запрещается использовать военные формирования численностью выше бригады, а также божественное вмешательство. Вы можете включить диаграммы.

– Я хотел бы получить назад свою одежду, – начал Кабал. – И трость.

Он установил на голове лежащего императора необычную конструкцию из маленького ромбовидного зеркала, смонтированного на каркасе. Кабал вращал зеркало кончиком пальца, – отражающийся свет мелькал и падал императору на глаза. Зрачки все никак не регировали на это мельтешение, но вот наконец веки дрогнули, и император сфокусировал взгляд на зеркале.

Граф Марша́л наблюдал за происходящим, скрестив на груди руки.

– Ваша трость? – Он вспомнил, что видел среди вещей Кабала элегантную палку из черного дерева с уродливым серебряным навершием в виде черепа; сияние его гладкой поверхности резко контрастировало с тусклыми пятнами глазниц и провалов между зубами.

– Памятная вещь? – спросил граф с сарказмом.

– Если честно, то да. – Кабал забрал у него листы с речью императора. – Я забил ей свой первый неудавшийся эксперимент обратно до смерти. Спасибо.

Он вернулся и продолжил подключать зеркало к маленькому электромотору.

– Добудьте то, что он просит, – велел граф лейтенанту Карштецу. А затем добавил уже тише: – Нам недолго осталось его терпеть.

– Вот и хорошо, – прошептал Карштец. – Люди начинают волноваться. Нам почти постоянно приходится разгонять небольшие демонстрации.

– Через несколько часов император произнесет свою величайшую – и последнюю – речь. Тогда все изменится. – Марша́л кивнул в сторону Кабала. – Полезный трюк – заставить мертвеца выйти на публику, когда нужно. Что там с записями Кабала? Есть какой-то прогресс?

– Я мало что понял, – признался Карштец. Впрочем, для него даже самостоятельно надеть мундир было делом чрезвычайно мудрёным. – Наших спецов-шифровальщиков впечатлило, что Кабал все это держит в голове. Они сказали что-то про меняющийся ключ, но после этого я выключился из разговора.

– Что за «меняющийся ключ»?

– Это тоже прошло мимо меня. Простите.

– Если им удастся взломать шифр, это будет уже неважно. А все, кто умрет в ближайшее время, могут спокойно покидать этот мир – я их благославляю.

Кабал, скрестив ноги в неправильную позу лотоса, сел рядом с императором и пролистал речь.

– Ваших рук дело, граф?

– Если честно, то да. Я сам написал текст. А что?

– Ничего, – ответил Кабал, держа бумаги кончиками пальцев. – Очень… вдохновляюще… для толпы.

– Все лучшие речи именно такие, – заметил Марша́л, чувствуя, что с ним не согласны. – Задача в том, чтобы внушить пролетариату немного здорового экспансионизма, а не огорошить их философским дискурсом.

– Ну, о последнем можно не беспокоиться. – Кабал подался вперед и щелкнул по зеркалу. Под действием мотора оно быстро вращалось. Взгляд покойного императора сфокусировался, Кабал нагнулся к нему и принялся экспрессивно шептать: «Народ Миркарвии. Друзья. Сегодня я хочу поделиться с вами своим видением будущего. Будущего не только нашей великой и благородной державы, но и наших соседей…»

Марша́л подал быстрый знак Карштецу, и мужчины, крадучись, вышли из комнаты – топот сапог и клацанье шпор эхом разнеслись по зале. Когда они скрылись, Кабал остановился. Он посмотрел на императора, затем на дверь, за которой исчезли офицеры. А после улыбнулся, но улыбка эта никак не отразилась в его взгляде.

– Парча, Ваше императорское величество, ваша любимая!

Так печально, когда кто-то оказывается воплощением стереотипа до мельчайших деталей. Прецофа – императорского портного, или даже скорее костюмера – подняли бы на смех, реши он поставить пьесу по мотивам своей жизни. Критики на всех углах трубили бы, что персонаж – сплошь застарелые клише. Автор что, живет в прошлом? Да любой уважающий себя театр решился бы на подобную постановку только сделав из нее фарс, ведь где еще придворный портной вырядится в платье с оборками и залижет назад волосы а-ля маркиза де Помпадур? Жалкий, жеманный, изнеженный… ну и так далее и тому подобное. Все это было про Прецофа. Он жил один, если не считать толстой кошки по кличке Фелиция. У него имелась изрядно зачитанная копия «Замка Отранто», в которой он подчеркнул любимые отрывки зелеными чернилами. Прецоф также владел внушительной коллекцией вышитых антимакассаров [4], которые украшали все кресла в доме и которые он ежедневно менял вне зависимости от того, сидел кто-нибудь на них или нет. Для него не существовало ничего важнее создания прекрасной одежды для Его Императорского Величества – и часа не проходило, чтобы Прецоф не следовал своей музе. Ткани он использовал наивысшего качества, привлекал к работе только самых превосходных мастеров, но вот дизайн был отвратительным. Потому как Прецоф мог быть преданным своему делу, трудолюбивым и прилежным, но не обладал и граммом таланта. Даже Кабал, чей художественный взгляд уже давно атрофировался, с трудом находился рядом с изысканным платьем, в котором император собирался выступать с речью. Пока Прецоф суетился и облачал необычайно тихого императора в новый наряд, Кабал достал из кармана солнцезащитные очки с синими стеклами, протер их маленькой замшевой тряпочкой, которую всегда держал под рукой, и надел. Стало гораздо лучше.

Прецоф наградил его мрачным взглядом. Кабалу вернули его черный костюм – подлатанный, вычищенный и отутюженный. В новой белой рубашке, галстуке и ботинках он снова чувствовал себя самим собой. На коленях лежала трость. Карштец был шокирован, когда услышал от Кабала слова благодарности за то, что ему вернули одежду, причем звучали они так, словно некромант действительно испытывал признательность. Но Прецоф видел лишь невзрачный консервативный наряд. Конечно, черный всегда в моде, но он годится разве что… для плаща? Да, для плаща! У Кабала широкий шаг – развевающийся плащ придал бы ему шарма. Это же очевидно. Затем, чтобы убедиться, что он еще не окончательно утратил навыки, Прецоф мысленно добавил к этому образу розовато-лиловые галоши и высокую феску с пером. Кабала нельзя было назвать тщеславным, но он не позволял себе терять достоинства, поэтому, если бы сейчас увидел картинку, что нарисовал мозг Прецофа, то непременно задумался бы об убийстве.