Тлен и пепел - Елена Шелинс Страница 6

   Я охнула, выронила книгу, упавшую с гулким стуком, и поспешно посмотрела на ноющее место. Кожа не покраснела, но ощущение было не из приятных, словно меня ошпарило жгучей крапивой. Я подняла глаза, и у меня перехватило дух.

   Прямо напротив моего лица один из книжных корешков теперь источал тонкий, едва заметный зеленоватый свет. Я, робея, потянула к нему руку, вновь ожидая обжигающего чувства, но в этот раз было лишь ощущение легкого холодка, пробежавшего по пальцам. На несколько мгновений мне почудилось, что книга как будто изучает меня, постепенно теплея. Я с трудом вытащила eе из плотно уставленного ряда, едва не содрав себе ногти.

   Судя по внешнему виду, это была толстая записная тетрадь в добротной черной кожаной обложке. Зеленоватое свечение постепенно потухало и, наконец, сошло на нет.

   Я была так увлечена неожиданной и загадочной находкой, что не услышала шагов за спиной.

   — Миледи… — раздался высокий строгий голос нашего дворецкого.

   Я резко обернулась, и тетрадь выскользнула из моих рук, распахиваясь где-то посередине.

   Мистер Грауль, высокий и натянутый, как струна, возвышался надо мной. Его длинный широкий нос, нависающий над тонкими бледными губами и большие, опущенные вниз внешними уголками глаза придавали ему сходство с какой-то чудной пучеглазой птицей.

   — Госпожа Кларисса, вы же в курсе, который сейчас час?

   Я стушевалась, выдавила из себя невнятное мычание и посмотрела вниз. Упавшая тетрадь распахнулась где-то на середине, и я в ужасе вздрогнула, неосознанно прикрывая рот ладонью.

   На пожелтевших страницах, прямо на развороте с большим мастерством было изображено отвратительное существо, скорее всего, какая-то человекоподобная нежить вроде гуля. Кто-то подписал части его тела мелким убористом почерком, ниже шел пояснительный текст.

   Любое детальное изображение нежити, если речь шла не о специальной инквизиторской литераторе, были под строжайшим запретом. Да все наше поместье могли сжечь, найдя здесь нечто подобное!

   Мистер Грауль с легким недоумением посмотрел вниз и медленно поднял блокнот, с недоумением рассматривая уродливую картинку.

   Я лишилась дара речи. У меня обычно не бывало проблем с тем, чтобы выкрутиться из щекотливых ситуаций, грозивших мне подчас серьезным наказанием, но сейчас... Я не смогла выдавить и слова.

   Дворецкий с каким-то уже неприличным интересом и без спешки пролистал несколько страниц, изредка качая головой. Видимо, из-за шока от увиденного, у него не было даже сил на меня кричать.

   — Госпожа Кларисса… вот уж не мог и предположить, что вас интересует нечто подобное, — тихо пробормотал он. Затем поднял на меня взгляд, вдруг улыбнулся и захлопнул тетрадь. — Хотя это и весьма странное увлечение для благородной девушки вашего круга… но в следующий раз, если вы вдруг заинтересуетесь чем-то таким, просто спросите у нашей кухарки, она вам все покажет.

   Я искренне обомлела. Что? Кухарка?.. С каких это пор наша кухарка стала сведуща в тонкостях строения нежити?.. И как давно у нас на кухне имеется парочка вскрытых и готовых к препарированию гулей?

   Мистер Грауль как ни в чем не бывало протянул мне записную книжку. Я посмотрела на него, на тетрадь и снова на него. Что происходит?

   — Да и не уверен я, — спокойным голосом продолжил Грауль, — что из всех этих старинных рецептов ингредиенты сейчас так просто раздобыть. Лучше уж взять какую-нибудь современную поваренную книгу.

   Когда мои пальцы коснулись прохладной толстой обложки, я вдруг поняла. Охранные чары. Очень искусные, практически неощутимые.

   Так вот почему от блокнота в свое время не избавились.

   Неужели тетрадь показывает свою истинную сущность только тому, у кого есть проклятый дар? Но откуда такая страшная и опасная вещица в поместье Извечей? Все эти книги когда-то принадлежали предыдущим поколениям нашей семьи. Заполненную записную книгу не станут преподносить в дар, это личная вещь, и здесь не может быть никакой случайности. Так кому же она тогда принадлежала?..

   Я с легкой судорогой в пальцах сжала тетрадь и сумбурно извинилась. Затем почти бегом вылетела из библиотеки и устремилась к себе по пустым темным коридорам, преследуемая собственным светочем, не успевающим освещать мой путь. Находка жгла руки, и возникало горячее желание то выкинуть ее в ближайшее окно, то прижать к груди как можно покрепче.

   Неужели когда-то давно еще кто-то из моей семьи также был проклят богами и имел власть над мертвыми и их душами? Несчастный…

   Но вдруг стало легче. Я не одна, кому-то из моих предков также открылась нелицеприятная истина. Этот некто из близких мне по крови тоже испытал боль и страх от ужасного открытия о собственной сущности. Или… или же, напротив, обрадовался своим способностям и самозабвенно упивался ими?..

   Я прикусила губу так сильно, что почувствовала привкус собственной крови. Что ж, пусть даже так. Пусть окажется, что мой предок был злодеем. Но плод его трудов должен помочь понять, будет ли хоть какой-то прок с моего дара.

Отец, после того, как я все узнала, стал всячески избегать разговоров о финансах. Он находил тысячу причин, чтобы перевести тему или закончить разговор, напоминая мне в те минуты раздосадованного ребенка.

   До этого он всегда был для меня непоколебимым авторитетом. Сколько же всего он знал! Рассуждал о великом множестве интереснейших вещей, мог помочь с любой математической задачей, с легкостью цитировал древних и современных поэтов, превосходно разбирался в исторических и экономических трудах. Но постепенно, вытаскивая из него скупые фразы и факты, я поняла, что если теоретик из него и превосходный, то практик — просто никакой.

    Увы, в нем абсолютно не было предпринимательской жилки. Он безгранично доверял симпатичным ему людям, и перепроверять полученную информацию от управляющего семейным предприятием считал ниже своего достоинства. Кроме того, он не видел в азартных играх ничего зазорного, оправдывая это тем, что все люди нашего круга предпочитают пан чо в качестве любимого досуга. Я сжимала зубы и едва сдерживалась, чтобы не сказать, что наверняка его знатно облапошивают собственные приятели. Отец пообещал мне завязать со своим пагубным увлечением, но я так и не смогла ему поверить.

   А ведь раньше я искренне считала его надежным и благоразумным человеком…

   Но что я могла поделать, используя доступные мне пути? Мне было семнадцать, возраст, в котором молодых людей считали уже достаточно взрослыми, но это не распространялось на девушек. Поднять мой авторитет в глазах общества могли только замужество и рождение детей, и это несмотря на превосходное образование, о котором позаботились родители. К тому же дело, в которое я собиралась влезть, было совершенно неженским и уж тем более не касалось молоденьких девиц.