Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками - Карен Рассел Страница 6

Сейчас Воллоу испытывает очки в воде, желая проверить, есть ли призраки где-то помимо ведра. Я сижу на краю причала и болтаю ногами, опасаясь, что кто-нибудь схватит меня за них и утянет в воду.

– Эй, Воллоу! Ну как, видел призраков?

– Нет, – мрачно бурчит брат в трубку. – Ни черта не видно.

Ничего удивительного. Вода здесь совсем мутная. Но настойчивость, с какой Воллоу пытается обходиться одной рукой, меня впечатляет.

Вообще-то ему пока нельзя плавать. В прошлый четверг он поскользнулся на одной из банановых шкурок, которые наша бабушка разбрасывает вокруг дома. Раньше я думал, что подобное случается только в мультиках. Но теперь его правую руку закатали в гипс, и он держит ее над головой, когда входит в воду. Словно катается на водном мотоцикле. Такая плавучесть весьма неожиданна. На земле Воллоу довольно неуклюжий парень. Сносит все, что попадается ему на пути: детские коляски, пожилых вдовцов, меня.

Мы с братом разные. У меня отцовские светлые волосы, голубые глаза и довольно хрупкое телосложение. У Оливии тоже был европейский тип – щеки, как яблоки, и ровные белоснежные зубы. Но Воллоу иной. Неровные клыкастые зубы делают его похожим на кабана. Он носит набриолиненный кок, а сзади волосы у него, как лохматая шкура. Объяснений этому нет. Отец шутит, что наша мама, вероятно, согрешила с Минотавром.

Воллоу его ненастоящее имя. На самом деле его зовут Вальдо Своллоу [1], так же как меня Тимоти Спэрроу [2], а нашу умершую сестру – Оливия Ларк [3]. Родители были помешаны на птицах. В свое время отец встретил мать на экскурсии по болотам, где им показывали живущих там птиц, и ее красота показалась ему ошеломляющей благодаря десятикратному увеличению бинокля. Отец говорит, что когда колпицы, которых он разглядывал, улетели, он его опустил, но к этому времени уже успел влюбиться. Когда мы с Воллоу были маленькими, они брали нас на свои птичьи экскурсии, где спускались на каяках по островным каналам, наблюдая за голубыми цаплями и лысухами. В то время, которое родители не любят вспоминать, они часто оставляли нас на несколько месяцев с бабушкой.

Вскоре после смерти Оливии родители стали регулярно ездить в страны «третьего мира». Детей с собой больше не брали.

Бабушка наша живет на противоположной стороне острова. Ей восемьдесят четыре года, мне двенадцать, а Воллоу четырнадцать, так что это еще вопрос, кто за кем приглядывает. Этим летом наши родители поехали в Сан-Паулу и присылают нам оттуда открытки с изрешеченными пулями фавелами и горящими кучами мусора. «Слава Богу, что вас с нами нет. Ваши предки». На самом деле вся эта жуть просто заставляет их забыть о собственных семейных проблемах.

– Эй! Подвинься! – говорит Воллоу, вылезая из воды.

Он карабкается по лестнице и плюхается на причал, оставляя на нем лужи грязной воды. За дьявольскими очками глаза его превратились в щелочки.

– Ну что, видел их?

Воллоу мычит в ответ.

– Вот что. – Он сдергивает свои девчачьи очки и бросает их мне. – Они мне малы, я в них плавать не могу. Попробуй ты.

Вздохнув, я начинаю снимать пижаму. Эластичный ремешок очков врезается мне в затылок. В соленом воздухе мой пенис подрагивает, как маленькая розовая улитка. Воллоу кивает на него и смеется.

– Может, попробуешь еще разок? – спрашиваю я.

С причала океан кажется темным и недружелюбным, как зыбкая тень чего-то жуткого.

– Нырни еще раз, Воллоу. Может, глаза у тебя привыкнут…

Брат прижимает палец к губам и показывает на что-то позади меня. Я слышу, как поскрипывают на ветру лодки, бьются о сваи волны, а потом улавливаю топот. Кто-то идет по причалу. В темноте светится огонек сигареты и раздается глухое покашливание.

– Сокровища ищете, ребята? – смеется Гэннон, приближаясь к нам. – А ведь это посягательство на частную собственность.

Потом он узнает Воллоу и печально присвистывает, как это делает при виде нас все взрослое население острова.

– Ах, это ты, сынок? Только не говори мне, что вы ищете…

– Мою покойную сестру? – мрачно усмехается брат. – Угадал!

– Но вы вряд ли найдете ее у меня в затоне, ребята.

В темноте Гэннон похож на огромный трафарет, пускающий дым из ноздрей. Воцаряется молчание. Воллоу смотрит на Гэннона, а тот лишь пожимает плечами. Затушив сигарету, он идет к берегу.

– Ладно, братишка. Пошли домой, – произносит Воллоу, беря меня за локоть и пытаясь посадить на причал.

Он делает это так бережно, что меня вдруг охватывает непонятный страх. К чему тянуть, так только хуже. Я разбегаюсь и прыгаю в воду. Мне нравится этот момент: ты в полете, выбор сделан, но его последствия еще не наступили и черная вода пока под тобой. Я лечу, готовясь встретиться со своим отражением, – плюх! Наступает менее приятный момент: я с головой погружаюсь в черную, как деготь, воду, а в очки вливается режущая глаза вода. И долгое время я вообще ничего не вижу.

Когда глаза наконец привыкают к воде, я замечаю беловатое свечение, которое быстро движется по дну. «Наверное, это лунный свет», – думаю поначалу я. Но луны-то сегодня нет.

Оливия исчезла в новолуние. Это случилось ровно два года назад, и с тех пор луна нарождалась двадцать четыре раза. Воллоу говорит, что сегодня ночью как раз вторая годовщина ее смерти. Это немного жутко. Наше горе как бы совпадает с лунными фазами. Оно растет и уменьшается вместе с луной. А в новолуние происходит очередной прилив.

Еще до того, как мы потеряли сестру, мне всегда было как-то не по себе, когда исчезала луна, и место, где ей положено было находиться, зияло чернотой, как пустой сейф. Что бы там ни случилось с Оливией, надеюсь, она все-таки видит хотя бы полоску заката. Мне просто невыносимо думать, что сестра остается в полной темноте.

Последний раз мы видели Оливию в сумерки. Мы тогда целый день катались на крабьих панцирях. Любимый зимний спорт у детей нашего острова. Забираешься в перевернутый панцирь гигантского краба и с криком съезжаешь с песчаных дюн. И чем быстрее едешь, тем выше вздымается вокруг тебя песок. Когда достигаешь воды, он уже покрывает тебя целиком, скрипит на зубах и забирается в волосы.

Крабьи санки делает Хэб. Он потрошит крабов, выжигает паяльной лампой их глазные стебельки и краской выводит на панцирях полоски. А потом дает их напрокат за два доллара в час или за двенадцать на весь день. Наша троица каталась на санках целый день. Мы обгорели, проголодались и чесались от морских вшей. Воллоу наступил на морского ежа, а вскоре упал еще на нескольких. Мне был нужен сок алоэ и хотелось попкорна, а Воллоу нуждался в обезболивающем и был не прочь посмотреть порнофильм. Поэтому мы решили идти к бабушке – у нее был демерол и нелегальный кабельный канал.