И пала тьма - Джеймс Клеменс Страница 6

Поэтому он знал, что его сейчас наполняет.

— Нет! — выдохнул Тилар.

Милость перетекала в него, топила его, в сотни раз более насыщенная, чем та, которой осенил его Джессап. Он не заслуживал подобной чести, но не мог сопротивляться ей.

Милость наполняла его, распирая изнутри.

«Не надо… слишком много…»

Спина рыцаря выгнулась. Он помнил свое рождение, как его с безжалостной любовью выкинули из теплого материнского чрева в холодное море Мириллии. Тогда он тоже вдохнул воду, стал на секунду единым с морем существом… И тут же соль обожгла ему легкие, и из них вырвался крик. Он бы утонул, если бы сеть краболова не вытащила его из волн.

«Но кто спасет меня сейчас?»

Вода напирала, потоки ее неслись сквозь него. Он не мог вдохнуть и выгнулся еще больше в поисках воздуха.

«Слишком много…»

Что-то внутри не выдержало и порвалось. Он чувствовал, что часть его вытекает вместе с влагой, освобожденная, украденная, добровольно разделенная часть, — и в то же время что-то входило в него, вплывало по проложенному водой руслу и сворачивалось в груди кольцами.

Наконец вода вылилась из треснувшего сосуда, в который превратилось его тело.

Ладонь Мирин упала с его груди, пальцы на запястье разжались. Он неотрывно смотрел в ее лицо.

Нежная девичья кожа больше не светилась, но голубые глаза все еще смотрели на него, а над островом занимался рассвет, тесня мрачную тьму.

Губы богини задвигались, но не издали ни звука. Тилару показалось, что он прочел слово «жалость», но, возможно, его смутило выражение ее лица.

— Лежите спокойно, настоятельно произнес он, наклоняясь ниже. — Помощь скоро подоспеет.

Слабое движение. Еле заметное покачивание головы и вздох. Губы богини снова приоткрылись, и Тилар склонил голову к ней, чтобы расслышать. Ее дыхание было исполнено благоухания цветущей вишни.

— Ривенскрир, — прошептала богиня.

Рыцарь поднял голову и наморщил в недоумении лоб. Ривенскрир? Он опять склонился к Мирин.

— Что это?

И тут произошло невозможное.

Мирин лежала как и мгновение назад, но теперь весь ее свет погас — не только свечение Милости, но все, что отделяет живое от мертвого. Ее глаза смотрели в небо пустым, слепым взором. Губы остались приоткрытыми, но из них не вырывалось дыхание.

Тилар хорошо знал, что такое смерть. Но здесь и сейчас она была совершенно невозможна. Боги не умирают.

Внезапно раздавшийся звук рога испугал его. Он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить приближающуюся со скоростью бури черную тень, и отшатнулся, думая, что возвращается чудовище.

Но нет, на него смотрели горящие поверх масклина человеческие глаза, и тень приняла знакомые очертания. Плащ раздулся, хлопнул и опустился на плечи.

— Перрил, — с облегчением выдохнул Тилар.

Он опасался, что юноша угодил в побоище на площади. Вдалеке снова зазвучал рог, ему вторили крики. Приближалась стража из кастильона.

Юный рыцарь оглядел площадь.

— Что вы натворили? — выпалил он.

Тилар нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

И тут он наконец сообразил, что весь вымазан в крови Мирин. На груди отпечаток ее ладони прожег рубашку, под которой кожа стала такой же черной, как и обгоревшие края ткани. Он потрогал грудь — ожога не было, только черное пятно.

Его пометили.

Тилар вытянул руку:

— Ты же не думаешь, что я…

— Но я видел вас вечером.

— И я тебя видел, так что с того?

Перрил оглядел его с головы до пят:

— Да посмотрите на себя!

Ответ замер у Тилара на губах, когда он наконец понял, что имеет в виду юноша. Он только сейчас ощутил перемены в самом себе: спина его выпрямилась, плечи расправились, а в руки и ноги вернулась былая сила.

— Вы исцелились!

Прежде чем Тилар смог что-либо сказать, на площадь вылетела вооруженная копьями и длинными мечами стража.

Отряд тотчас окружил тело Мирин и стал теснить Тилара, наставив на него мечи.

— Молчите! — приказал ему Перрил. Юноша остался стоять рядом с ним.

Тилар, оценив направленные на него клинки, повиновался.

— Она мертва! — закричал один из стражников.

Другой, отмеченный дубовой ветвью целителя, выбрался из толпы. Его лицо было бледным, а в широко распахнутых глазах стоял ужас:

— Ее сердце… Сердца нет… Его вырвали!

Тилар понимал, как выглядит со стороны: весь покрытый кровью Мирин, а на груди отпечаток ее ладони, словно богиня пыталась его оттолкнуть.

Перрил встал перед Тиларом лицом к стражникам:

— По правилам ордена этот человек — мой пленник!

Его слова встретили сердитые выкрики.

— Никто не причинит ему вреда, пока не будет проведено следствие!

Капитан стражников сделал шаг вперед и плюнул в сторону Тилара. Он процедил лишь одно слово, сразу и проклятие, и обвинение:

— Богоубийца!

Она терпеть не могла вареную капусту.

За полмира от Летних островов Дарт уставилась в тарелку. Она поворошила пальцами кучу капустных листьев, выискивая морковку или, если повезет, кусочек вороньего яйца. Она почему-то верила, что, если съесть много яиц, обостренные чувства воздушных охотниц перейдут к ней.

Дарт склонила голову, чтобы заглянуть под самый большой лист, и тут что-то ударило ее по затылку, да так, что она ткнулась носом в тарелку и вскрикнула от неожиданности.

— Хватит! — визгливо выкрикнула матрона. Ее голос заставил вспомнить обитателей птичника на чердаке башни. — Ешь, а не то к следующему обеду я сварю тебя!

Дарт выпрямилась, вытирая с носа содержимое тарелки.

— Да, мэм…

Сидящие за обоими столами трапезной третьего этажа девочки захихикали, прикрываясь ладонями.

Дарт не поднимала глаз. Она была моложе всех на третьем этаже, едва успела встретить тринадцатый день рождения, но уже возвышалась на голову над старшей из девочек. Ее и назвали Дарт в честь сорняка, что вырастает между камней мостовой так быстро, что можно следить за его ростом, и всегда поворачивает желтую, как у Дарт, голову к солнцу. И, подобно ее растительному тезке, девочку рассматривали как неприятность, которая вечно некстати попадается на глаза и которую лучше бы вытоптать.

Конклав в Чризмферри считался одной из самых солидных школ, готовящих девочек и мальчиков к служению при дворе бога. Лучшие фамилии Девяти земель боролись, давали взятки и молились, чтобы кому-нибудь из их отпрысков было даровано право поступить в эту школу.