Кардинал в серой шинели - Александр Конторович Страница 6

Отплевываясь, спрыгиваю на землю и, протирая глаза, отхожу в сторону. Гройнен сидит на камне, с интересом наблюдая за моими действиями.

— Ну, ваше преосвященство, что там?

— Почитай…

— Да не разбираю я… и глаза пылью запорошило.

— «Тот, кто рискнет разбудить „каменную вдову“ будет навеки заключен в ее объятия. Участь сия не минует и всех тех, кто дерзнет быть свидетелем этого события».

— Фигасе, какие тут губернские страсти! И как сие понимать, ваше преосвященство? Разбудить — это как? Стену поцеловать?

— Не знаю. Но, как ты понимаешь, желающих до сих пор не находилось.

— Думаю, что и сейчас их немного будет. Однако ж пост тут дополнительный поставлю! И надпись эту… Пожалуй, зря я ее расковырял. Надо будет сызнова замазать. Ночью, чтобы никто не прочитал.

— Эту башню изучал еще мой предшественник. Если хочешь, я прикажу доставить тебе его записи.

— Буду премного благодарен, ваше преосвященство! И, вы правы, с Мирной поговорю! А что до башни… пускай себе стоит… в одиночестве, как и раньше.

К моему удивлению, встреча Гройнена с сероглазкой прошла очень даже задушевно и без напрягов. Это было тем более удивительно, ибо Мирна впоследствии рассказала мне о том, что он относился к числу наиболее стойких противников целителей и всей их деятельности. Епископ представлял собой наиболее консервативное церковное крыло. Понятно, отчего Эрлих пригласил именно его. Если уж такой консерватор обвенчает Серого и целительницу… многое может поменяться. Так что коллеги сероглазки должны будут ей нехило проставиться!

Отдохнув денек, неугомонный старик полез-таки в подземелье. После этого он совместно с Эрлихом употребил немалую дозу «трупоподъемника». Даже его закаленное сердце с трудом вынесло это зрелище. Отец Варшани, рассказывая о посещении, был краток и серьезен:

— Епископ пообещал сделать все, что от него зависит, чтобы раз и навсегда покончить с Молчащими.

Да, учитывая вес старика в королевстве… такое обещание многого стоило.

Незаметные монашки тихой тенью следовали теперь за сероглазкой, аккуратно фиксируя в памяти все то, что, по их мнению, представляло хоть какой-то интерес. Так мы и обратили внимание на неприметный ранее постоялый двор, расположенный чуть в стороне от дороги к городу.

— Этот человек трижды сопровождал нас, когда мы ехали в город и обратно, — рассказывала сестра Майя, рисуя на листе бумаги его портрет. — Ни разу он не приблизился настолько, чтобы вызвать подозрение охраны, но всякий раз внимательно наблюдал за тем, как устроен наш отряд. Встречает он нас всегда вот в этих местах и провожает вот сюда… Потом возвращается на постоялый двор.

Говоря это, она делает пометки на импровизированной карте, которую по моей просьбе составили люди барона.

— Он там живет? — спрашивает Лексли, рассматривая изображение неизвестного.

— Да, снимает комнату. Приехал недавно, меньше недели назад. Его здесь не знают. Никуда надолго не уходил и ни с кем не встречался. Во всяком случае, этого никто не видел.

— Комнату он надолго снял?

— Осталось пять дней.

— Так… — чешу в затылке. — И откуда этот гостенька пожаловал?

— Не от Молчащих — перстень на него не реагирует. — Сестра Майя виновато разводит руками. — Больше нам ничего узнать не удалось…

— Спасибо, сестра! — серьезно кивает Кот. — Вы и так сделали то, чего не сумели выполнить мои люди. Ведь они должны были доложить мне про этого незнакомца!

— Но он не приближался к нам и не представлял собой никакой угрозы.

— Все равно! — не соглашается Лексли. — Это их упущение.

После ухода монашки мы молча сидим минут пять. Так… пришли-таки гости незваные. Знать бы, от кого? И чего им тут надобно? Не факт, что это не Молчащие — они могли прислать и наемника. Горцы? Король? Да в принципе не один ли хрен?

— Брать его надо… — нарушает молчание Кот.

— И что мы ему предъявим?

— Да уж найдем…

Смотрю на него и понимаю, что понятия соцзаконности и толерантности еще долго не дадут на здешней почве никаких всходов.

— Ладно… как будем это делать?

— А ты-то что всполошился? — удивляется мой собеседник. — И сами все сделаем в лучшем виде.

— Не сомневаюсь. А колоть его как будете?

— Чем? — удивленно вскидывает брови Лексли. — И куда?

Вот, блин, я когда-нибудь что-то подобное ляпну, а народ и воспримет это как конкретное указание! Терпеливо поясняю собеседнику свою мысль:

— В то, что вы его спеленаете, как младенца, я не сомневаюсь ни единой секунды. Но каким образом вы будете вытаскивать из него нужные сведения?

— Тебе в подробностях разъяснить?

— Нет, не надобно. Я не вчера родился и кое-что себе представить могу. Но согласись, что моя зловещая репутация в подобной ситуации будет куда более эффективна, чем раскаленное железо, например.

— Не буду спорить. Ты что же, так и будешь бегать сам по каждому такому случаю?

— Если это касается безопасности Мирны, то не то что побегу — полечу!

— Г-х-м-м… да, извини… Ладно! Давай все как следует обмозгуем…

Почти бесплотная тень скользнула вдоль стены и замерла около нас.

— Милорд?

— Говори…

— Он в конюшне. Седлает коня.

— Что это так его сдернуло с места? Раньше ведь он никуда вечерами не выезжал?

— Пару раз…

Поворачиваюсь к Лексли:

— Ну, что делать будем?

— Проследим. Там видно будет.

— Добро…

Одинокий всадник выехал из ворот постоялого двора и, не торопясь, затрусил по узкой дороге. Ехал он медленно, из виду не пропадал и не прятался, так что мы могли осторожно следовать за ним. Мужик не оборачивался назад и никак не проверялся. Лопух? Хотелось бы мне в это верить…

Проехав около трех километров, всадник свернул с дороги и углубился в лес. Тут все сразу усложнилось. Он мог спокойно встать за ближайшим деревом и подождать, пока его преследователи не свернут следом за ним. И тогда — вилы! Бросит коня и уйдет через лес. Черта лысого мы его тут ночью найдем!

Привязав лошадей в придорожной рощице, отправляем следом за злодеем пешую двойку. Проходит полчаса, и один из них возвращается.

— Ну?

— Выехал на поляну, стреножил лошадь и разжег костер. Надо полагать, кого-то ждет.

Переглянувшись, решаем двигать туда. В последнюю минуту я, как старый и злобно-недоверчивый параноик, приказываю троим нашим людям оставаться здесь.