Крестоносец из будущего. Самозванец - Герман Романов Страница 6

Время застыло — он смотрел словно на замедленном режиме воспроизведения изображения. И не успел хищник развернуться на земле, как Андрей вторично его ударил.

Раздался треск и громкий визг — «шестопер» сломался, а зверь волчком крутился по земле, оглушенный и частично парализованный вторым ударом, который пришелся по хребтине.

Давать ему время для передышки было бы сплошным безумием, и он нанес несколько ударов кистенем, целя по голове. И яростно бил до тех пор, пока зверь не застыл окончательно, распластавшись на земле.

Дрожащими пальцами Никитин плотно набил трубку табаком и раскурил ее от уголька. Несколько минут он отходил от пережитого в этом ночном бою, глотая дым пересохшим ртом.

Докурив, выбил трубку, медленно встал и подошел к мертвому зверю. Тот представлял собой симбиоз волка и крупной рыси — имел кошачьи лапы с острыми когтями и кисточки на маленьких ушах.

Все остальное было волчьим, кроме верхней пары клыков, при взгляде на которые его прошиб ледяной пот. Острые пики выдавались далеко вниз, как у давно вымершего саблезубого тигра.

— Ни хрена себе зверек, — задумчиво сказал Андрей, рассматривая свой законный охотничий трофей. — И долгонько ты здесь уран кушал, раз в такого мутанта превратился? И жрать тебя стремно, воняет, как от помойки. Однако придется мне новый «шестопер» делать…

Настроение у Никитина было бы прекрасным, если бы не одежда да обувь. Старые китайские кроссовки не выдержали дневного марш-броска и полностью развалились.

Попытка переделать их в шлепанцы оказалась неудачной — резиновая подошва настолько истерлась об острые камни, что рвалась теперь, как туалетная бумага.

Результат был налицо — лучше идти без обуви, чем заниматься бесконечным ремонтом, сидя сиднем на одном месте.

Штанины трико находились в еще более кошмарном состоянии и напоминали содранную кожуру перезревших бананов.

В несколько лучшем положении находились тельняшка и ветровка, но у первой ткань сопрела и стала потихоньку рваться, а куртка уже имела несколько здоровенных дырок.

Лишь синтетические плавки и носки были в хорошем состоянии — Андрей их просто снял перед длительной ходьбой.

Но последние вещи никак не заменяли ему порванной одежды. Трагическое положение объяснялось тем обстоятельством, что супруга хотела эти вещи давно выбросить или пустить на тряпки, но Андрей специально оставил их для рыбалки — не жалко рвать в клочья.

Пришлось наскоро приводить свой гардероб в порядок. Трико было обрезано и превращено в шорты.

Кроссовки почили вечным сном под камнями, оставив от себя на память два шнурка на «шестопере» и кистене. Из тельника была сделана безрукавка, а из двух отрезанных рукавов один пошел на торбу, а второй на полотенце.

Горы на этом месте немного раздвинулись, и долина в ширину раскинулась на версту, не меньше. Вдали было видно, как горушки стали потихоньку превращаться в высокие холмы, а значит, скоро перейдут в равнину, и он выйдет к людям. Не может же их здесь не быть — климат мягкий, чудесный, природа щедрая.

Странно другое — Андрей отмахал добрых два десятка верст по берегу этой удобной для хозяйствования речки, но не увидел ни малейших следов человеческой деятельности.

Да и фауна была здесь хоть скудная, но не пуганая. Разных птах было превеликое множество, но как он ни кидал в них камни, успеха не добился.

Сгоряча Никитин себя выругал за лень — можно было бы научиться и из пращи орудовать. Нет же, зачем знание каменного века, когда под рукой автомат! А здесь это древнее искусство помогло бы здорово — взял кругляш, прицелился, раскрутил ремень, и всё — четыре с боку, все дела.

К вечеру Андрей обошел стоянку по большому кругу и сделал два чудесных открытия. У небольшой скалы он увидел второго четвероногого, небольшую косулю на этот раз, склонившуюся к земле.

Слюнки сразу потекли, как у лучшей собаки академика Павлова. Однако отчаянный бросок булыжника метров с двадцати дал промах, и жаркое быстро ускакало.

Хотел было Андрей уйти обратно к стоянке, чтобы не травить свою душу горестным созерцанием убежавшего ужина, но решил посмотреть, зачем эта косуля лизала камни.

У подножия скалы Андрей увидел грязно-белые землистые потоки, поскреб их пальцем и лизнул — во рту моментально стало солоно.

И стал трудиться он как проклятый, тщательно выбирая соляные капли, стараясь не пропустить даже махонькую крупицу. И не беда, что собранная пригоршня соли была напополам с землей, зато посоленная рыба становится сразу же вдвое вкуснее.

Распрямляясь во весь рост, он заметил краешком глаза в траве странные листья. Раздвинув их руками в стороны, выдернул один пучок — на нем висел маленький черноватый комочек. Присвистнуть было отчего, то была дикая репа, впервые видимая им в жизни.

Скоро лужайка выглядела не лучше хорошо пропаханного кладоискателями места, но полкило репы было помыто и дожидалось своей участи.

Вместе с дюжиной крепких белых грибов, что попались на глаза оголодавшему Робинзону.

Никитин еле дожил до вечера и с энтузиазмом вечно голодного студента набросился на ужин.

Впервые он не доел двух запеченных, хорошо посоленных сазанов (их в озерке водилось до чертиков, улов просто богатейший), нафаршированных репой, что отдаленно напомнила ему любимую картошку, грибами и чесноком.

На десерт Андрей приготовил компот и помыл пару груш. Вот только отдал ему дань внимания уже без видимой охоты, объевшись горячим, так что живот округлился футбольным мячом.

Сидя вечером у костра и с сытой ленивостью посматривая на коптящуюся рыбу, он неожиданно для себя нашел в мыслях то, что его мучило весь день.

Дубы и груши растут в Европе, в ее реках плавают сазаны и форель. Следовательно, занесло его, не хрен знает куда. Вот только почему здесь больно девственна природа, которую человек изгадил давненько, с превеликим для себя удовольствием?!

А тут за два дня ни одного гомо сапиенс. Да и в небе отсутствуют всякие ракеты, спутники и самолеты, неизменные признаки технократической цивилизации.

— А не занесло ли меня в прошлое, причем в такое, когда людей пещерными именуют?

Мысль была дикой, однако, тщательно ее пережевав, Андрей нашел вывод здравым, хотя в голове не укладывалось, каким это он образом переместился не только в пространстве, но и во времени.

И тут Никитин впервые за эти дни вспомнил о поздно приобретенной семье, за которую, впрочем, сильно не волновался, а если положить руку на сердце, то даже чувствовал немаленькое облегчение — уж больно опостылела ему недолгая семейная жизнь.

Грех ругать Анну, она хоть и нудила дома, но характер был еще тот, оторва. Даже была ласкова, не доставала всякими просьбами и занудством — баба, которая хлебнула в жизни лиха, постоянно будет ценить непьющего и нетребовательного мужа, который к тому ежемесячно получает приличные для деревенской жизни деньги.