Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец Страница 6

Даф увидела, как сутулый комиссионер в плаще вдруг вскинулголову, высматривая кого-то, затем ссутулился, съежился и трусливо нырнул вчердачное окно. Почти сразу небо прочертила яркая вспышка. Над улицей взолотистом сиянии промчалось нечто, чего нельзя было увидеть лопухоиднымзрением. Мелькнули ослепительные крылья и суровый профиль, продолженныйросчерком флейты. Некоторое время златокрылый, очевидно, размышлял, следует липродолжать погоню по чердачным закоулкам и канализационным трубам, которые таклюбят создания мрака, а затем, раздумав, устремился за другим комиссионером,тем, что прочесывал район кварталом выше. Бедолага комиссионер, растерявшись,заметался по бульвару от одной вывески к другой и лишь в последний момент,спасаясь от атакующей маголодии светлого стража, отчаянно нырнул пластилиновойголовой в сточную решетку для дождевых вод. Нырнул, вдавился туда жидкой глинойи скрылся.

Златокрылый набрал высоту и исчез за плоской крышейкинотеатра. Убедившись, что опасность миновала, комиссионеры выбрались из своихубежищ, встряхнулись, кое-как восстановили расплющенные формы – особеннопоизмялся тот, что протискивался сквозь решетку, – и продолжали прочесыватьгород.

– Что они тут делают? Комиссионеры и златокрылые? Почему ихтак много? – с тревогой спросила Даф.

– Ищут. И те и другие. Вот только в пронырливостьпластилиновых мерзавцев я верю почему-то больше, – грустно заметил Эссиорх.

– И комиссионеры не меня ищут? – на всякий случай спросилаДаф.

Эссиорх посмотрел на нее с состраданием.

– Доброе дитя мое! Ты снова за свое? Как нам некогдаговорили на инструктаже: двойное повторение вопроса свидетельствует либо одепрессивной заторможенности, либо о маниакальной подозрительности. Зачем мракуискать тебя, когда ты и так у Арея? Нет, им нужно нечто иное, – пояснил он,всем своим тоном показывая, что не будет пояснять, что это за нечто.

– Хорошо, не говори. А поиграть в горячо-холодно можно? –быстро спросила Даф.

– Поиграй. Но я ничего не обещаю, – подчеркнул Эссиорх.

– Само собой. Им нужен случайно не тот свиток, на которомокажется оттиск моих крыльев? – спросила Дафна.

– Я и так сказал слишком много, – буркнул хранитель.

– А какая ценность у свитка? Почему он так нужен мраку?Эссиорх, не упрямься! Зачем скрывать от меня то, что известно уже всем? –быстро спросила Даф.

Страж-хранитель ощутимо смутился. Тайна выходила какой-то ужбольно прозрачной. Но все равно он продолжал упорствовать:

– Мне пора. Мы еще увидимся! До встречи!.. И не обижайся! Яне могу, просто не имею права…

Кивнув ей, Эссиорх быстро выскочил из арки. Его поспешноеотступление походило на бегство. Когда, опомнившись, Даф устремилась за ним,улица была пуста. Лишь ветер раскачивал подвешенный на проволоке знак «Стоянказапрещена».

Размышляя о странных событиях сегодняшнего дня, Даф медленнопобрела на Большую Дмитровку. Ее с минуту уже не оставляло одно подозрение.Подозрение мало-помалу укреплялось и превращалось в истину. Истина жезаключалась в том, что ее страж-хранитель был хронический неудачник.

– У самого бестолкового светлого стража просто поопределению должен быть самый безбашенный хранитель. Все закономерно. А ты чтодумаешь, а? – спросила она, обращаясь к Депресняку.

Но кот думал о том, что по противоположной стороне улицы, довольнодалеко от них, идет собака. При этом идет крайне нагло, держит хвост бубликом,облаивает машины и двусмысленно обнюхивает столбы. Даф пришлось вцепитьсяДепресняку в ошейник и прекратить дискуссию.

Мефодий с раздражением пнул стул. Битых полчаса он пыталсямысленным магическим посылом зажечь свечу, стоявшую на стуле в каком-то метреот него. Однако, несмотря на столь малое расстояние, свеча упорно игнорировалаего. Зато когда Мефодий вышел из себя и попытался выбросить все связанное сэтой неудачей из головы, свеча упала и мигом превратилась в лужицу воска.Причем – что Буслаев обнаружил почти сразу – вместе со свечой расплавился иметаллический подсвечник.

– Я ничего не умею. В магии я – полный ноль. Она у меня тослишком слабая, то слишком сильная. И это я, будущий повелитель мрака? Они всебредят! Лучше бы Арей учил меня чему-нибудь, кроме рубки на мечах! – пробурчалМефодий, награждая стул еще одним пинком.

Стул отъехал по паркету с полметра, пару раз качнулся взадумчивости и падать раздумал.

Несмотря на то, что июль не просто уже маячил на горизонте,а буквально танцевал лезгинку на самом кончике носа, Мефодий по-прежнему жил вгимназии «Кладезь премудрости», где не закончились еще годовые экзамены.Присмиревший Вовва Скунсо не позволял себе никаких фокусов и был похоронновежлив.

Директор Глумович здоровался с Мефодием всякий раз, каквидел его в коридоре, даже если они встречались семь раз на дню. При этомБуслаев постоянно ощущал его печальный, преданный, почти собачий взгляд.Изредка Глумович подходил к Мефодию и пытался пошутить. Шутка была одной и тойже: «Ну-с, молодой человек! Расскажите мне ваш беспорядок дня!» – говорилГлумович бодрым голосом, но губы его прыгали, а лоб был пористым и потным, какмокрый апельсин. Мефодий всякий раз напрягался, чтобы не впитать случайно егоразмытую грязно-малиновую ауру.

Экзамены, впрочем, принимал не Глумович, и Мефодию, сильноподзапустившему учебу в предыдущих классах, приходилось нелегко. Выручало восновном то, что среди вельможных учащихся «Кладезя» тормозов и без негохватало. Природа, нажив грыжу в родителях, отрывалась в их детях на полнуюкатушку.

Выкинув в корзину испорченный подсвечник – он не остыл еще иобжег палец, – Мефодий вышел из комнаты и бесцельно отправился бродить погимназии. Мягкие дорожки скрадывали шаги. Искусственные пальмы томно нежились влучах ламп дневного света.

Учеников в коридорах практически не встречалось. Вечерами забольшинством из них заезжали родители, и тогда с другой стороны ворот, упроходной, выстраивалась целая выставка «Лексусов», «Мерседесов», «Ауди» и«БМВ». На большее или на меньшее фантазии у «премудрых кладезников» обычно нехватало. Дожидаясь своих детенышей, патеры известных фамилий лукаво подмигивалидруг другу проблесковыми маячками и нажимали на гудки, приветствуя знакомых.