Последняя битва - Клайв Стейплз Льюис Страница 6

– Но нам не нужно все это, – сказал старый медведь. – Мы хотим быть свободными. Мы хотим услышать, что Ас­лан скажет сам.

– Не надо спорить, – ответил Обезьян. – Я еще не кончил. Я человек, а ты только жирный, глупый, старый мишка. Что ты знаешь о свободе? Ты думаешь, свобода – это делать все, что тебе нравится. Нет, ты не прав. Это не настоящая свобода. Настоящая свобода – делать то, что я тебе скажу.

– М-м-м, – проворчал медведь и поскреб голову, думая, что это слишком трудно для понимания.

– Пожалуйста, пожалуйста, – прозвучал тонкий голосок курчавого ягненка, который был так юн, что все удивились, как он вообще осмелился заговорить.

– Это еще что? – сказал Обезьян. – Говори, но побыстрее.

– Скажите, – продолжал ягненок, – я не могу понять, по­чему мы должны работать с тархистанцами. Мы принадле­жим Аслану. Они принадлежат Таш. У них есть богиня, ко­торую они называют Таш. Они говорят, что у нее четыре руки к голова грифа. Они убивают людей на ее алтаре. Я не верю, что она существует, но если даже она есть, как может Аслан дружить с ней?

Все животные вскинули головы, и их горящие глаза уста­вились на Обезьяна. Они поняли, что это именно тот воп­рос, который надо было задать.

Обезьян подскочил и легонько хлопнул ягненка по спине.

– Ребенок! – прошипел он. – Глупый маленький ребенок! Иди домой к маме и пей молочко. Что ты понимаешь в та­ких вещах? А вы, остальные, слушайте. Таш – это только другое имя Аслана. Старая сказка о том, что мы правы, а тархистанцы – нет, глупа. Теперь мы поумнели. Тархистанцы пользуются другими словами, но все мы имеем в виду одно и то же. Таш и Аслан – это только два различных име­ни – вы сами знаете Кого, поэтому между ними никогда не было поводов к раздорам. Вбейте это в свои головы, глупые скоты. Таш – это Аслан, Аслан – это Таш.

Вы знаете, какой грустной может быть иногда морда со­баки. Подумайте об этом, и вы сможете представить, как выглядели говорящие звери: честные, покорные, удивлен­ные птицы, медведи, барсуки, кролики, кроты и мыши. Только они были еще грустнее. Хвосты были опущены вниз, усы обвисли. Ваше сердце разбилось бы от жалости, если бы вы увидели их морды. И только один зверь не выглядел не­счастным.

Это был крупный рыжеватый кот в расцвете сил, сидев­ший очень прямо, с хвостом, обвитым вокруг лап, в первом ряду. Все это время он пристально смотрел на Обезьяна и начальника тархистанцев и часто сверкал глазами.

– Извините меня, – сказал кот очень вежливо, – но вот, что меня интересует. Ваш друг из Тархистана говорит то же самое?

– Несомненно, – сказал тархкстанец, – просвещенный Обезьян – человек, я имел в виду, – прав. Аслан значит не менее и не более, чем Таш.

– А главным образом, Аслан значит не более, чем Таш? – проговорил кот.

– Не более, – ответил тархистанец, глядя прямо в глаза коту.

– Тебе это достаточно, Рыжий? – спросил Обезьян.

– Несомненно, – ответил Рыжий холодно. – Благодарю вас. Я только хотел, чтобы все было совершенно ясно. Я ду­маю, что начинаю понимать.

До этого момента король и единорог молчали, они ждали, пока Обезьян предложит им говорить, потому что понима­ли, что прерывать его бесполезно. Но теперь, когда Тириан увидел вокруг себя несчастные лица нарнийцев, увидел, что они верят тому, что Аслан и Таш – одно и то же, он не мог больше сдерживаться.

– Обезьян, – закричал он страшным голосом, – ты лжешь. Ты лжешь отвратительно. Ты лжешь, как тархистанец. Ты лжешь, как обезьяна.

Он хотел продолжать и спросить, как ужасная богиня Таш, питающаяся кровью своего народа, может быть тем же самым, что и добрый Лев, чья кровь спасла всю Нарнию. Если бы ему дали говорить, правление Обезьяна могло бы кончиться в тот же день: звери увидели бы правду и свергли его. Но до того как Тириан успел сказать еще хоть слово, два тархистанца сильно ударили его по лицу, а третий, сто­явший сзади, ударил его ногой. Когда он упал, Обезьян за­визжал в ужасе:

– Уберите его прочь! Уберите его прочь! Уберите его ту­да, где он не сможет слышать нас, а мы – его! Привяжите его к дереву. Я хочу, я имею в виду, Аслан хочет, судить его позже.

У короля после падения кружилась голова, и он с трудом понимал, что происходит, пока тархистанцы, прижав ему руки к бокам, привязывали его спиной к ясеню. Затем они примотали к дереву его лодыжки и колени, талию и грудь, и так оставили. Больше всего Тириана беспокоило (ибо са­мое незначительное может оказаться самым тяжелым), что губа кровоточила от удара, и он не мог стереть тоненькую щекочущую струйку крови.

С этого места ему был виден – маленький хлев на вершине холма и сидящий перед ним Обезьян. До него даже доно­сился голос Обезьяна и иногда ответы из толпы, но слов он разобрать не мог.

«Что они сделают с Алмазом?» – подумал король.

В этот момент толпа животных распалась, и они начали разбегаться в разные стороны. Те, кто оказывались близко от Тириана, смотрели на него со страхом и жалостью, но не решались произнести ни слова. Вскоре все разошлись и мол­чание воцарилось в лесу. Проходили часы за часами, и Тириану сначала захотелось пить, а потом есть. И когда мед­ленно тянувшийся день кончился и наступил вечер, ему стало холодно. Спина у него горела. Солнце село, начались сумерки.

Когда стемнело окончательно, Тириан услышал топанье крошечных ножек и увидел, что к нему приближаются ма­ленькие зверюшки. Слева были три мыши, посредине кро­лик, справа два крота. Все они тащили на спинах сумочки, и это придавало им в темноте такой забавный вид, что в первый момент он не мог понять, какие это звери. Затем они все встали на задние лапки, дотронулись до него холод­ными передними и поцеловали, сопя, колени Тириана (они дотягивались до колен, потому что мелкие говорящие звери в Нарнии крупнее, чем их немые собратья в Англии).

– Государь, дорогой государь, – раздались пронзительные голоса, – нам так жаль тебя. Мы не осмеливаемся развязать веревки, потому что Аслан может рассердиться на нас. Но мы принесли тебе ужин.

Первая мышь стала проворно карабкаться вверх, пока не уселась на веревке, идущей вокруг груди Тириана, и смор­щила свой тупой носик прямо перед его лицом. Вторая мышь повисла под первой. Другие стояли на земле и пере­давали наверх разные предметы.

– Попейте, сир, тогда вы сможете поесть, – сказала пер­вая мышь, и Тириан почувствовал, что к его губам поднес­ли маленькую деревянную чашку. Она была размером с подставку для яиц, и он даже не распробовал вино, прежде чем она опустела. Затем мышь спустила чашку вниз, другие наполнили ее, снова протянули наверх, и Тириан осушил ее во второй раз. Так и повторяли, пока он не утолил жажду, потому что лучше пить маленькими порциями – это быстрее утоляет жажду, чем один длинный глоток.