Хроники ведьм. Песнь колдуньи - Мирей Кальмель Страница 6

Молодые люди обменялись взглядами, и этого хватило, чтобы в груди Лорана де Бомона зажглось пламя любви. Отныне этот молодой сеньор, паж старшего сына короля Людовика XI, позабыв о своей тетушке Эмонетте, которую до сих пор ежедневно прилежно навещал, любую свободную минуту посвящал Филиппине. Юная же дева, которой льстили его настойчивые ухаживания, к своему сожалению быстро поняла, что не испытывает к Лорану де Бомону пылких чувств, как ей поначалу казалось.

И надо же было случиться, что несколько дней спустя в двери королевского аббатства с просьбой о приюте постучал другой посетитель. Мрачного вида сорокалетний господин с ямочкой на подбородке и черными миндалевидными глазами оказался рыцарем ордена Госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, близким другом великого приора Оверни Ги де Бланшфора. Несмотря на монашеский сан, стоило госпитальеру лишь увидеть Филиппину, как он ею увлекся. Он тоже принялся ухаживать за девушкой под предлогом, что может нарушить обет, поскольку старший брат его недавно скончался, не оставив наследников.

В тот день Филиппина вместе со старшим поклонником прогуливалась в саду и смеялась над его шутками, когда перед ними появился Лоран де Бомон. Оказалось, что мужчины знакомы, причем они явно испытывают друг к другу неприязнь.

Филиппине была приятна мысль, что она породила в них дух соперничества, — это легко читалось на лицах кавалеров. Ни к одному, ни к другому она не испытывала сильных чувств, однако находила обоих привлекательными и наслаждалась их обществом. А раз так, то какая разница, кого из двоих отец выберет ей в супруги? Взяв кавалеров за руки, она увела их под сень яблонь, представляя себя прекрасной дамой на «суде любви».

— Как жаль, — жеманно начала она, — что мы пребываем в стенах аббатства! Как только я вернусь домой, я попрошу отца организовать турнир, который мог бы рассудить вас. Между вами, Лоран, которого мои глаза увидели первым, и вами, Филибер, так скоро пленившим их, сейчас я не смогу выбрать.

— Зачем ждать? — возразил Лоран де Бомон, останавливаясь и заставляя девушку и Филибера сделать то же самое.

Филибер де Монтуазон отпустил руку Филиппины и встал лицом к лицу с соперником.

— Прогуляемся? — предложил он, опуская руку на эфес своего меча.

— Но господа, вы же не станете делать то, о чем я думаю? — спросила девушка, притворно недоверчиво хлопая ресницами.

В ответ кавалеры отвесили ей по поклону. Филибер де Монтуазон выпрямился первым:

— Дуэль нас рассудит, моя госпожа…

Только теперь Филиппина поняла, что это не шутка.

— Вы ведь это не всерьез, не так ли?

— Я готов на все ради любви к вам, единственная госпожа моего сердца! — провозгласил Лоран де Бомон, поднеся правую руку к сердцу.

Она не могла им помешать. Оставив Филиппину под яблоней, мужчины рука об руку вышли из сада, прошли вдоль огорода, который как раз пропалывали монахини, и через одну из старинных смотровых башен покинули пределы аббатства.

Филиппина, у которой на смену неверию пришел страх, приподняв юбки, побежала к старинному донжону, переоборудованному для мирных целей, искать помощи у матери-настоятельницы. Ей не пришлось ничего объяснять. Из окна своего кабинета аббатиса наблюдала за этой сценой и по лицам мужчин поняла, какой оборот приняло дело.

— Бегите за сестрой Эмонеттой, — сухо приказала она девушке.

— Вы ведь помешаете им драться, правда?

— Знайте, дочь моя: нет упрямее созданий, чем двое мужчин с уязвленным самолюбием. Единственное, что мы можем сделать, — это молиться…

Из донжона Филиппина выбежала, чувствуя стеснение в груди, испуганная. Но еще больше она испугалась, когда услышала, как у подножия высоких зубчатых стен с лязгом скрестились мечи.

По вине проливного дождя, обрушившегося на Руайан, аббатство Сен-Жюс де Клэ преждевременно утонуло в сумерках. Филиппина осталась ждать в коридоре. Она не решилась зажечь свечу, чтобы не рассердить настоятельницу еще больше. Приложив ладони козырьком к глазам, она смотрела в окно. Ее полный отчаяния взгляд пытался пробиться сквозь завесу дождя, повисшую за затуманенным ее дыханием стеклом. Девушка протерла его рукавом, потом сложила руки перед грудью и стала беззвучно молиться. Филиппина знала, что на противоположном конце внутреннего двора над дуэлистами хлопочет Альбранта, сестра-целительница этой религиозной общины. Ей не хотелось думать, что они мертвы. Мертвы… Стоило ей представить это, как она начинала задыхаться, охваченная паникой. Руки и ноги девушки стали дрожать, а голова — кружиться так, что ей пришлось сесть на корточки и прижаться лбом к каменной стене. Однако она понимала, что нужно найти в себе силы успокоиться, потому что аббатиса накажет ее еще строже, если найдет в таком состоянии. И Филиппина взяла себя в руки.

Раскаты грома слышались все дальше, дождь понемногу утихал. Скоро, скоро она узнает, какая участь ждет ее и тех, кто оспаривал друг у друга ее любовь. Девушка дождаться не могла прихода аббатисы и… жестокого наказания, так сильна была в ней уверенность, что только своей кровью сможет она заплатить за ту, что была ради нее пролита.

Наконец дверь за спиной Филиппины открылась и тут же закрылась. В комнате запахло торфом. Девушка заставила себя отвлечься от грустных мыслей и повернулась к вошедшей аббатисе.

— Идемте, — приказала та, снимая с плеч и вешая на спинку стула свою накидку, защищавшую ее от холода.

В правой руке настоятельницы покачивался, отбрасывая на стены причудливые тени, фонарь. Филиппина шла следом за ней по выложенным плиткой коридорам, и звук собственных шагов казался ей похоронным звоном.

Преподобная мать поставила светильник в специальную нишу в стене, справа от двери в свой кабинет. В эту комнату несколько часов назад ворвалась девушка, оторвав аббатису от написания письма. Незаконченное письмо все еще лежало на рабочем столе. Аббатиса обошла стол и села, предоставив Филиппине закрывать дверь. Сделав это, девушка, чьи соединенные в молитвенном жесте руки дрожали, повернулась лицом к настоятельнице.

Сперва аббатиса смотрела на нее без малейшего снисхождения, но потом все же смягчилась.

— Вы помните свою мать? — спросила она, нарушая гнетущую тишину комнаты.

Вопрос застал Филиппину врасплох. Мгновение — и перед ее мысленным взором появилось милое лицо с правильными чертами, темные глаза, заплетенные в косы и убранные под чепец волосы, улыбка, от которой щеки становились похожими на румяные яблочки… Прилив нежности согрел сердце Филиппины, заставив забыть о муках совести.

— Разве могу я ее забыть? — ответила она взволнованно.

— И все же вы забыли, дитя мое, — обвиняющим тоном сказала аббатиса.

У Филиппины подкосились ноги, однако она усилием воли заставила себя выпрямиться и подняла голову. Девушка знала, что сполна заплатит за свою ошибку.

— В этом лесу, когда она ехала навестить меня, на ее экипаж напали разбойники. В нашей лечебнице она умирала, — добавила монахиня.