Кузница в Лесу - Майкл Роэн Страница 6

Стряхнув с плеч руки своих друзей, Элоф встал, поднял с каменного пола рукоять меча и выступил вперед. Их взгляды устремились вслед, и тогда они увидели… Хьоран издал удивленный возглас, Марья взвизгнула, и Рок выругался хриплым шепотом. Черный клинок действительно стал прямым и вернулся к жизни, ибо был глубоко погружен в металл наковальни.

Элоф насадил рукоять на торчащий хвостовик меча и вставил заклепки. Затем, не позаботившись о том, чтобы расплющить их, он уперся сапогом в край наковальни и сделал один могучий рывок. С металлическим скрежетом и фонтаном искр, а потом с торжествующим звоном клинок вырвался на свободу.

Наковальня, треснувшая сверху донизу, медленно распалась пополам и рухнула на темные каменные плиты.

— Так рубит клинок кузнеца!

Элоф тихо рассмеялся, повернулся к Року и остальным и обнял их. Объятие получилось неуклюжим, потому что он не выпустил меч из рук.

— Спасибо, друзья мои, спасибо вам! Жаль, что пришлось уйти в такой спешке и без объяснений. И еще, Рок: я сделаю для тебя достаточно безделушек, чтобы ты мог купить новую наковальню, еще лучше старой…

Хьоран и Марья казались оцепеневшими и бессловесными, но Рок, более привычный к странным зрелищам, просто покачал головой и начал собирать инструменты Элофа.

— Это не имеет значения. Пока оставим ее лежать здесь и давайте-ка уйдем отсюда, пока небесная кузница снова не принялась за работу!

Он подтолкнул остальных к лестнице, хлопнул Элофа по спине и удивленно уставился на свою мокрую ладонь.

— Пошли с нами, Элоф, ты же промок до нитки! Мы найдем для тебя кружку подогретого вина и теплую постель.

Элоф покачал головой, все еще переполненный внутренним ликованием.

— Благодарю тебя, но не надо. Я уже достаточно потревожил вас всех сегодня ночью. Мне нужно вернуться в дом Керморвана, лечь в собственную постель и оставить вас в покое.

— Как хочешь, — сказал Рок и обнял Марью за плечи. — Передай лорду мое глубокое почтение. Мы будем приветствовать его, когда он завтра выйдет к народу.

— Разве ты не собираешься прийти на церемонию?

— Зачем? — фыркнул Рок. — Слушать, как надутые синдики часами препираются друг с другом? Я оставлю формальности тебе и Иле, раз уж у вас голова устроена так, что они вас не утомляют. Лучше скоротать время в таверне, если в городе осталась хотя бы одна!

Элоф улыбнулся вместе с остальными.

— Если осталась хотя бы одна, уверен, что ты найдешь ее. Оставь нам немного эля напоследок!

Элоф пропустил своих спутников вперед, а сам задержался в пыльной полутьме, наслаждаясь прохладой и тишиной после грохота бури. Клинок в его руке тоже был прохладным, как и латная рукавица в поясной сумке; казалось непостижимым, что через них совсем недавно протекала такая грандиозная мощь. Элоф мысленно вернулся к моменту вспышки, к тому краткому озарению, когда он интуитивно проник в сущность меча. Действительно, клинок был сделан не из металла. В нем мерцали длинные черные пряди, причудливо свитые и перекрученные, погруженные в густую и темную связующую субстанцию. Они казались глянцевыми и блестящими, словно локоны давно умершей красавицы, сохраненные для вечности неким волшебством; правда, лезвие клинка было тоньше самого тонкого волоса.

Элоф остановился у одного из высоких лестничных окон, за которым до сих пор вспыхивали отсветы молний, и пристально посмотрел на меч, но поверхность металла снова превратилась в непроницаемое зеркало. Пораженный внезапной мыслью, он перевел взгляд на рукоять и поднес ее ближе к свету. В ней, как и прежде, переливались плывущие облачные узоры, но теперь они были уже не серыми, а черными — заряженными энергией, подобно грозовым облакам, чья живая сила помогла заново отковать клинок.

— Раньше я не давал тебе имени, — тихо сказал Элоф. — Я не мог быть уверен в тебе. Но теперь я уверен; во имя тьмы, что льнет к тебе, я назову тебя. Будь же Несущим Тьму, Вестником Ночи, или Гортауэром на сотранском языке, и да падет тьма перед глазами моих врагов!

Повинуясь внезапному порыву, он взмахнул Гортауэром, и голос меча запел во тьме — высокий, торжествующий, более чистый и ясный, чем раньше. В нем слышались слова, воспламенявшие кровь Элофа, заставлявшие его забыть о холоде, сырости и предстоящей долгой прогулке под дождем.

— Темный путь лежит передо мной, — прошептал он. — Но по крайней мере я вернул себе одного верного спутника. Интересно, кого еще я смогу найти?

Ветер завывал над болотными пустошами на тысячу диких голосов. Он гнал перед собой клубы темных облаков и пригибал к земле бурые осенние камыши. Элоф, охваченный лихорадкой, снова оказался за дребезжащей дверью своей кузницы и слышал в голосах ветра отзвуки древних битв — отдаленные голодные крики целого сонма мертвецов, лежавших в болотной топи, но теперь восставших и отправившихся на охоту вместе с ветром. Мощные порывы стучали в дверь, как настойчивые руки, как та почерневшая и полуистлевшая рука, из которой он взял меч…

Внезапно Элоф проснулся и некоторое время лежал, дрожа всем телом, пока не ощутил под собой теплую постель, а сверху — успокаивающий вес богатого, но изрядно поношенного стеганого покрывала. Холод пронизывал его тело только во сне, а болотные земли остались далеко позади. Но Элоф знал, что это был не совсем сон; какое-то время он прислушивался, и недоброе предчувствие свинцовой тяжестью вползало в его душу. Портьеры были темными силуэтами на фоне сумеречно-серого неба. Ни одна кисть не пошевелилась, однако голодный вой все еще звучал в его ушах.

Холщовый коврик заскользил под ногами, когда Элоф встал с постели. Холодный воздух обжег его кожу, а ступни ощутили прохладу гладкого каменного пола, когда он подошел к окну. Но оно было слишком узким, а наружная решетка мешала ему выглянуть наружу и увидеть, что творится внизу. Дом, как и большинство подобных домов в старом городе, был возведен вокруг прямоугольного внутреннего двора и являл внешнему миру угрюмо-непроницаемый фасад.

Элоф повернулся и вышел на открытую галерею, а оттуда поднялся по лестнице, ведущей на крышу. К тому времени, когда он оказался на старой черепичной кровле, у него кружилась голова, сердце бешено стучало, а в груди ворочалась знакомая боль; ночные труды исчерпали его силы. Ему пришлось некоторое время постоять, опираясь на рассыпающийся каменный парапет, прежде чем он смог выглянуть наружу.

Город внизу лежал в глубоком сумраке, но тут и там мелькали яркие огоньки факелов. И хотя воздух был неподвижным, как пыльный гобелен, гул голосов заметно приблизился и стал громче. В нем слышались злобные лающие выкрики, заставившие Элофа зябко передернуть плечами.

Он вздрогнул еще сильнее от прикосновения мягкого меха к голой спине и резко обернулся.

— Неудивительно, что ты весь дрожишь, — проворчала Иле. Плотно сложенная, коренастая, она поднялась на цыпочки, чтобы накинуть меховой плащ ему на плечи. — Встал на ноги не больше месяца тому назад и уже разгуливаешь нагишом!