Звездная тень - Сергей Лукьяненко Страница 6

— Срочно! — рявкнул я.

Алари повернулся и пошёл направо. Я двинулся следом, глядяна смешно опущенный зад и вздыбленный загривок чужого. Алари напоминал гончую,идущую верхним чутьём.

Хотя, если сходство не ложное и они действительно произошлиот грызунов, запах играет в их жизни роль немногим большую, чем у людей.

Шли мы недолго, вскоре алари остановился перед закрытымлюком. Посмотрел на меня с видом побитой собаки:

— Здесь идут важные переговоры…

— И я должен в них участвовать, — подтвердил я.

Было бы смешно, окажись дверь заблокированной. Но мойпроводник алари имел, вероятно, достаточно высокий статус. Люк открылся.

— …нет, нет и нет! — услышал я голос деда. — Я не могу. Этослишком большой шок!

— Какой шок, деда? — спросил я, входя. Куалькуа беззвучнопрошептал в мозгу:

А хочешь ли ты это знать, Пётр?

Первый раз на корабле алари я увидел тёплые, сочные цвета.Овальной формы зал, стены — нежно-розовые, потолок — ослепительно алый, полбагровый. Словно внутренности какого-то монстра… Командующий Алари лежал вцентре, на кресле крайне сложной конструкции, рядом стояло три более привычных,рассчитанных на людей. Но заняты были лишь два, в них сидели Данилов и Маша.Рядом с алари стоял счётчик, уставившийся сейчас на меня с каким-то почтичеловеческим ужасом.

А деда нигде не было.

Я даже огляделся по сторонам, прежде чем спросить:

— Где дед?

Мой проводник тихонечко пятился, отходя от всё ещё открытоголюка. Да, достанется ему… Я встретился взглядом с Даниловым, но тот опустилглаза. Посмотрел на Машу — она была растрёпанная и бледная.

— Командующий, где Андрей Валентинович Хрумов? — спросил я.— Где мой дед?

— Это очень сложная этическая проблема, — помедлив, ответилалари. — Боюсь, что я не вправе отвечать, пока он сам не принял решения.

— Карел! Счётчик! — Я посмотрел на рептилоида. — Где дед?

Повисла тишина.

Ты ведь уже понял, — прошептал куалькуа.

— Петя, у меня не было иного выхода, — ответил счётчикголосом деда.

Сволочи!

— Что с дедом? — закричал я. — Что с ним, гады?!

— Петя, это я, — сказал счётчик.

Я шагнул к нему — не знаю, то ли чтобы убедиться, что роднойголос идёт из нечеловеческой пасти, то ли чтобы придушить чужую тварь,пытающуюся… пытающуюся…

— Не было у меня другого выхода, Петя, — сказал дед. — Небыло.

Беззубая, усеянная жевательными пластинками пастьраскрывалась нервно и дергано, выдавливая звуки человеческой речи с отчаяннойстарательностью. В голубых глазах счётчика зияла пустота. Ничего, ничегознакомого и родного!

— Я хотел тебя дождаться, Петя, — сказал дед.

И я не выдержал. Ноги задрожали, стены дрогнули,повернулись, а пол прыгнул к лицу.

Лучше всего смотреть в потолок. Закрывать глаза —неправильно. Тогда сразу начинают лезть в голову разные мысли. А я не хотелсейчас думать. Ни о чём. Куда легче оказалось выбрать на потолке точку и неотводить от неё взгляда.

Так — легче. И можно слушать голос деда, идущий из пастисчётчика, и забывать о том, что произошло.

— Обширное кровоизлияние, Пётр. Инсульт. Я никогда неисключал такого варианта, но уж очень не вовремя он выпал. Думаю, сутки бы япродержался, но не больше…

Голос у деда спокойный. И не потому, что он сейчас в телеКарела. Он бы говорил так же ровно и сухо, валяясь парализованным на койке.Наверное, таким тоном он и соглашался на предложение счётчика…

— Данилов принял моё решение сразу. Маша вот… почти неразговаривает. Ничего, тоже привыкнет.

— Как это было? — с болезненным любопытством спросил я.

— Меня усыпили. Карел считает, что иначе я сошёл бы с ума впроцессе перекачки сознания. А так… словно засыпаешь в одном теле, апросыпаешься в другом.

— Это страшно, дед? — поинтересовался я. И тут же проклялсебя за глупый вопрос. Но дед ответил спокойно:

— Не очень. В конце концов, я давно готовился… хм… уйтинасовсем. А случившееся всё-таки вариант не из худших. Тяжело привыкать кновому зрению. Если бы ты знал, каким я тебя сейчас вижу… это очень смешно. Кэтим… лапкам трудно привыкнуть. К тому, что ходишь на четвереньках. Впрочем, япытаюсь не двигаться, этим занимается Карел.

— Ты… вы… можете общаться? Напрямую? Ты читаешь его мысли?..

— Нет. Как я понимаю, Карел выделил для моего сознаниялокализованный участок своего мозга. — Дед оживился. — Интереснейшая раса,Пётр! Какие огромные возможности! Вот, к примеру…

Если не смотреть на рептилоида — то всё в порядке. Дедпросто излагает абстрактную проблему: что чувствует человек, оказавшись внечеловеческом теле, да ещё и не полноправным хозяином, а случайным гостем…

Ребёнком я однажды подцепил корь. Да и мало кто ухитрялся неболеть ею в детстве. У меня слезились глаза, я не мог смотреть на свет, лежал взашторенной комнате и мучился от того, что дед забрал компьютер… от грехаподальше. Вместо него он купил и поставил музыкальный центр, какой-тоневообразимо навороченный, с обилием возможностей, и я, лёжа в постели, наощупь разбирался с пультом. До сих пор помню все кнопки на ощупь… и радость,когда нажатие очередной вылавливало в эфире какую-нибудь радиостанцию илизапускало сидишник. Но лучше всего было, когда дед приходил, садился рядом иначинал со мной разговаривать. В первый же день я спросил его, почему от коринельзя быстро вылечиться, и он прочёл мне десятиминутную лекцию об этойболезни. Вряд ли дед разбирался в этом раньше, но, когда я заболел, емупотребовалось полчаса, чтобы вникнуть в суть проблемы.

— Вирусная инфекция, Пит, — тогда он любил называть меняПитом. — На этом фронте медицины особых успехов нет. Говорят, у чужих имеютсяэффективные препараты для уничтожения вирусов, но с нами они делиться несобираются… У тебя сейчас поражена лимфатическая система, помнишь, мы читаликнижку «Как внутри меня всё устроено?». Ещё вирус гнездится вретикулоэндотелиальной системе, но ты этим голову не забивай. Ничего страшногонет, я тоже в детстве переболел корью.

— Я не умру? — спросил я, потому что мне стало немногострашно.

— Если не начнётся коревый панэнцефалит — нет, — обрадовалменя дед. — Но это маловероятно.

— А что такое панэнцефалит?