Испытание магией - Мария Снайдер Страница 6

— Почему у тебя такое имя — Орешка?

Она повела плечами.

— По-настоящему меня зовут Лещина Пальма Залтана, но все кличут Орешкой.

— То есть Пальма — твое второе имя?

 — Нет. — Сестрица вдруг нырнула с настила вниз и скользнула куда-то, мгновенно пропав из виду. Листья на одной из веток затряслись, и затем Орешка возвратилась. — Держи. — Она вручила мне гроздь орехов в коричневой скорлупе. — Пальма, — имя моей семьи. Залтана — имя нашего рода. Всякий, кто женится на девушке Залтана или кто выходит замуж за нашего парня, получают имя Залтана. Однако внутри рода есть разные семьи... Вот, смотри, как их колют. — Орешка оторвала от грозди орех и разбила скорлупу о твердую кору на ближайшей толстой ветке. Затем продолжила объяснять: — Твоя семья носит имя Лиана, что значит «вьющийся стебель, лоза». «Элена» означает «сияющая». У нас всех зовут именем чего-нибудь лесного, либо имена что-то значат на древнем иллиэйском языке который нас заставляют учить. — Орешка закатила глаза, показывая, как ей противно изучать иллиэйский. — Тебе повезло, что не пришлось мучиться. — Она шутливо ткнула меня пальцем в бок. — И еще тебе не пришлась маяться с противными старшими братьями! А я однажды крепко влипла, когда привязала своего лианой к ветке и оставила болтаться... Ой, ужаль змея! Я и забыла. Пойдем скорей. — Орешка ринулась, с настила в гущу ветвей.

— Что забыла? — Я поспешила за сестренкой.

— Да меня же за тобой послали. Мать тебя все утро ищет. — Орешка, самую, малость, замедлила свой похожий на полет стремительный бег, перебираясь по сплетенному из веревок мостику. — Дядя Исав вернулся из похода.

Значит, меня ждет знакомство еще с одним членом семьи. Не отстать ли от Орешки — «потеряюсь», да и дело с концом? Однако, вспомнив враждебные взгляды родичей, я решила не увиливать от встречи. Догнав сестренку, я крепко схватила ее за руку.

— Погоди-ка. Скажи отчего многие глядят на меня так хмуро? Из-за того, что от меня пахнет кровью?

— Нет, конечно. Всем известно, что Листу всюду видятся кошмары в каждом дупле; он просто-напросто хочет, чтобы ему вечно в рот смотрели, ловили каждое слово. — Орешка указала на меня: — Люди считают, что ты не Залтана, а иксийская шпионка.

Я опешила.

— Ты шутишь? Как можно думать, что я — шпионка?

— Можно. — Орешка для убедительности кивнула. Ее рыжие волосы были собраны в два хвостика над ушами, и эти хвостики забавно подпрыгнули, однако моя сестрица смотрела очень серьезно.

— Так многие говорят, — сообщила она. — Хотя ни одна душа не посмеет и словом обмолвиться тете Перл или дяде Исаву.

— С чего они это вообразили?

Карие глаза Орешки округлились, словно она не могла поверить в мою тупость.

— Так ты глянь, во что одета, — она указала на мои черные штаны и белую рубашку. — Мы все знаем: северян заставляют носить форму. Народ и говорит, что, будь ты вправду с юга, в жизни больше бы штаны не натянула.

Я бросила взгляд на оранжевую юбку Орешки. Подол был заткнут под коричневый пояс из меха, чтобы не мешал носиться по деревьям, а под юбкой на сестренке были короткие желтые штанишки.

Не смутившись моим взглядом, она добавила:

— И ты ходишь с оружием.

С этим не поспоришь, Я носила с собой посох на случай, если вдруг представится возможность потренироваться, чтобы поддерживать навыки борьбы. Но упражняться било негде: жилые комнаты в поселении Залтана слишком малы, а в зале для больших собраний полно народу. Кроме того, к бедру у меня был пристегнут нож с выкидным лезвием, но я не стала про него рассказывать.

— Кто это говорит? — осведомилась я.

Орешка повела плечами:

— Разные люди.

Я молчала, ожидая продолжения, и сестренка в самом деле поделилась:

— Лист толкует всем и каждому, что с тобой явно не все ладно. Твердит, что признал бы собственную сестру. — Орешка потеребила рукав, смущенно закатывая до локтя яркую ткань. — Народ в Ситии боится, что однажды командор двинет на нас войско. А шпионы с севера вынюхивают, хорошо ли мы готовы к защите. Конечно, Лист всегда преувеличивает, но его магические способности очень сильны. Оттого почти все верят, что ты — шпионка.

— А ты как считаешь?

— Не знаю. Я себе сказала: поживем — увидим. — Орешка поглядела на свои босые ноги. Они были загорелые и покрытые мозолями.

Вот еще одно, чем я отличаюсь от Залтана: так и хожу в кожаных башмаках.

— Умно, — похвалила я решение сестренки.

— Ты думаешь?

— Ага.

Орешка улыбнулась, ее карие глаза просветлели. А я обратила внимание на россыпь веснушек на ее маленьком носике. Мы двинулись дальше, к заждавшейся меня матери.

Торопясь следом за Орешкой, я размышляла о подозрениях Залтана. Разумеется, я не шпион, но истинной южанкой меня тоже не назовешь. И я ничуть не уверена, что хотела бы зваться ситийкой. На юг я пришла по двум причинам: чтобы избежать казни на севере и чтобы научиться тому, как управлять своими магическими способностями. Встреча с семьей — нежданная удача, и я не позволю, чтобы всяческие глупые слухи испортили мне удовольствие от пребывания здесь. Поэтому не стану обращать внимания на косые взгляды моих родичей... до поры до времени.

А вот от чего не удалось укрыться, так это от материнской ярости. Когда мы с Орешкой наконец явились к Перл, эта маленькая худенькая женщина просто пылала гневом. Каждая мышца ее тонких рук была напряжена, и на длинной шее бились жилки.

— Где ты была? — встретила она мое появление.

— Ну, сначала проводила Айрис, а потом... — Я смолкла. Слишком жалкими казались объяснения по сравнению с гневом матери.

— Ты четырнадцать лет провела вдали от меня и всего через две недели снова отсюда уйдешь. Как ты можешь думать только о себе?!

Неожиданно мать рухнула в кресло, как будто из нее разом ушли все силы.

— Прости... — начала я неловко.

— Нет, ты меня прости, — перебила она и принялась объяснять: — Просто твоя речь и поступки такие странные. И отец возвратился и ждет не дождется, когда сможет наконец тебя увидеть. К тому же Лист меня доводит, несет всякий вздор, а я не хочу, чтобы моя дочь ушла от нас с чувством, что она по-прежнему чужая.

Я невольно съежилась, как от холода, чувствуя себя виноватой и неспособной оправдать ее ожидания. Мать просила слишком многого; хватит ли у меня сил?

— Отец хотел поднять тебя с постели среди ночи, — продолжала она. — Я уговорила его подождать, я он с самого утра разыскивая тебя по всему дому. В конце концов я послала его на верхний этаж заняться делами. — Перл широко развела руки. — Тебе уж придется нас извинить, если мы слишком на тебя давим. Ты появилась так неожиданно, и мне следовало настоять, чтоб ты осталась этой ночью с нами. Да только Айрис велела тебя пощадить. Как она выразилась, не задушить любовью. — Перл глубоко вздохнула. — Но меня это убивает. Я так хочу тебя обнять! — Однако вместо объятий она уронила руки на колени, на сине-белую ткань платья, и осталась сидеть — понурая, как будто обессиленная.