Место Снов - Эдуард Веркин Страница 6

Мать Зимина была тоже хорошей женщиной, она читала журналы про парковый дизайн и про пищевые добавки, очень хорошо разбиралась в драгоценностях и парфюмерии. Ее любимым занятием было приготовление борща, но она этого не знала, а само приготовление борща крайне не уважала, поскольку считала, что борщ унижает современную женщину. Мать работала технологом на сырно-горчичной фабрике, делала плавленый сыр, горчицу и карьерный рост, она родила бы еще пару-другую Зиминых, но отец новых Зиминых не хотел.

Мать мечтала, чтобы Зимин вырос и стал юристом и человеком.

Сам же Зимин не знал точно, кем он хочет быть. Во всяком случае, не юристом, это уж точно.

Вообще-то, Зимин не знал даже толком, кто он есть.

Как-то раз класс писал сочинение на тему «Автопортрет». Зимин думал над сочинением целый урок, а потом написал: «У меня автопортрета нет». Написал так Зимин не потому, что был ленив или ложно скромен, а потому, что, сколько ни старался, никак не мог обнаружить в себе хоть какую-нибудь особенность или оригинальность, которую стоило бы описать. Зимин был как все. И если бы вы его попросили даже не написать, а хотя бы просто рассказать о себе, он не стал бы этого делать.

Нечего зря болтать, сказал бы Зимин. Уселся бы за клавку, прошел бы пару кровавых уровней дежурного трехмерного мочилова. Потом поторчал бы в чате или посетил сайт «Мертвые американские города». А если бы вы стали настаивать, Зимин потерпел бы вас немножко, а потом выключил бы комп и лег бы спать. И опять же не в силу своей какой-то особой сверхзаносчивости, а в силу того, что люди Зимина ничуть не интересовали. Вернее, интересовали исключительно с прикладной точки зрения – как менеджеры компьютерных салонов, развозчики пиццы, продавцы пиратских дисков с музыкой и программами, соперники по сетевым баталиям и сочинители анекдотов про незадачливых программистов.

Остальные представители человеческого вида Зимина занимали мало. Его вообще мало что занимало.

– Зимин, – говорила ему иногда мать. – Как ты живешь? Тебя же ничего не интересует! Ты же круглые сутки за своим компьютером пропадаешь! У тебя же вся молодость мимо проходит. Жизнь идет своим курсом, а ты своим. Вернее, ты даже не идешь своим курсом, ты стоишь своим курсом.

Зимин зевал и отвечал:

– Жизнь идет своим курсором, круто… Ма, чего ты, а? Я же в карты не играю.

Мать утрачивала дар речи, Зимин возвращался к монитору. Мать бежала на кухню, пила чай, потом возвращалась:

– Зимин, ты живешь даже не как улитка! Улитка хоть ползет. А ты даже не ползешь! Ты стоишь! Я тебе уже говорила это! Ты существуешь из-под палки!

Зимин пожимал плечами. Он был согласен со своей матерью. Но, с другой стороны, так жили все вокруг.

– Все так живут, – говорил он. – Все-все…

Мать горестно смотрела в потолок.

Все так живут, повторял себе Зимин.

Просыпаются, потому что надо вставать, чистят зубы под страхом кариеса, едят с утра овсянку, чтобы не заработать гастрит, ходят в школу, чтобы получить аттестат, таскаются в магазин, чтобы не ругаться с родителями. Он, Зимин, тоже так живет. И будет жить.

Чтобы не разочаровать отца, поступит в политехнический институт и окончит его без троек. Потом, чтобы не ругаться с матерью, женится на дочери ее знакомой по сыро-горчичной фабрике. Потом, чтобы не ругаться с женой, пойдет на вертолетный завод руководить изготовлением лопастей для вертолетов. Все будет так. Ничего интересного.

Зимин думал об этом немного, а потом бросал думать. Так и шла жизнь. Когда у Зимина спрашивали: «Эй, фуфел, математику сделал?», он говорил: «У-у, блин, отвали…» А если спрашивали: «Нет ли у тебя полтешка до среды, медуза?», он выдавливал: «Купи себе ласты…»

Иногда, когда возникала необходимость, Зимин говорил и более длинные фразы, такие, как: «Что у вас есть в наличии из последних тактических симуляторов?» Или там: «Ма, да не хочу я есть с утра, у меня идиосинкразия [5]…» Или, к примеру: «Не скользи, удод зеленый, убери свои поганые грабли, а то я их невзначай напополам обломаю». Но это случалось лишь в самых редких случаях, потому что Зимин был существом крайне миролюбивым и в своей жизни дрался всего один раз.

Да и то давно.

Друзей у Зимина не было.

Друзей не было ни внешних (это из-за компьютера и льготной подписки на игровую серию «Новинки 3D экшн»), ни внутренних (это потому, что Зимин не верил в веселого шведа с пропеллером за спиной и рыжими патлами на башке, он верил во флагмана шведского автомобилестроения и его люкс-серию).

И животных же, которые, как известно, вроде бы друзья человека, Зимин тоже не любил. Когда он оказывался в помещении, где присутствовало животное любых размеров, от джунгарского хомяка до дрессированного слона, Зимин начинал нервничать и свирепо чесаться.

Считалось, что у него аллергия.

Первый и последний его вроде бы друг, парень с нехарактерной для друзей фамилией Агуадилья, любил посещать столовые на городских окраинах и зачем-то порезал Зимину диван. Как раз тогда они играли в один космический симулятор, Зимин отлучился на кухню за пирожками, а на следующий день обнаружил, что диван с обратной стороны весь изрезан яростной бритвой. Диван Зимину было не очень-то жалко, тот все равно был дряхлым, просто он не знал, что дальше делать с Агуадильей. Сегодня порезал диван, а завтра еще что-нибудь сделает, уже более кровожадное. Агуадилья же продолжал к нему приходить, играть, жрать пирожки, и избавиться от него Зимин смог, лишь сказав, что в его компьютере завелся вирус, но не простой, а который и людям передается. И в результате у многих отнимаются ноги. И руки.

Агуадилья к Зимину сразу охладел и стал дружить с Бленкиным – парнем, у которого тоже имелся комп с графическим ускорителем последней модификации.

С тех пор Зимин не хотел никаких друзей. Он отсиживал на уроках и плелся домой. Играть, ползать по Интернету и смотреть телевизор. Иногда, чтобы отвлечь сына от электронных развлечений, мать покупала ему книжку. Зимин книжку прочитывал и ставил на полку. Читал он быстро, прочитанное запоминал легко, толку в чтении не видел никакого, расстраивать мать не хотел. Книжная полка полнилась, Зимин даже вынужден был приладить на стену вторую.

Отец пытался заинтересовать Зимина спортом. Бесполезно. Ни в каких глупых секциях бокса, ни в кружках дельтапланеризма, ни в школах выживания в тайге Зимин не занимался. И вообще, спорт Зимин не любил, считал его тупым и ненужным в информационном обществе занятием.

Тратой времени.

Из-за нелюбви к физической активности Зимин имел весьма скудный внешний облик. Он был изрядно сух, хотя и высок, наверное, даже не по годам высок. Таких обычно называют «Скелет» или там «Хилос», «Доход», «Глиста», «Бычий Цепень». А если обнаружится кто-нибудь с особо тонким чувством юмора, то непременно назовет такого задохлика «Бухенвальдский Крепыш».