Ричард Длинные Руки - фюрст - Гай Юлий Орловский Страница 6

Юрген вскочил.

— Пойду посмотрю, — сказал он встревоженно, — вдруг какая напометила…

— Они раньше обитали на лесном болоте, — пояснил я, — около города Стимфала в Аркадии. Потом, когда Геракл часть перебил, улетели в другие края, расширяя ареал охоты. Известно, нападали еще на аргонавтов, а это было далековато от их прежних мест. Теперь вот здесь… Сэр Вебер, они давно здесь прижились? И налетают, как будто несут службу?

Он кивнул:

— Да. Потому корабли с этой стороны никогда к островам не подходят.

— Гм, — сказал я, — тогда кто-то их приручил. По крайней мере кормит, дает приют. У нас много раненых?

— Один тяжело, семеро легко. А как вы, ваша светлость?

Я отмахнулся.

— Меня, как Оилея, то был один из аргонавтов, задело по плечу. Пустяки, уже само затянулось. Царапина. Продолжайте, я пока посмотрю раненых.

Тех уложили внизу, они так и не смекнули, почему я так заботлив, списали на то, что вот такой у меня замечательный характер, а я, убедившись, что дальше обойдутся без моего лечения, снова вернулся на палубу.

Птицу в самом деле деловито ощипали на трофеи, такие перья наверняка в цене, диковинка. Юрген воткнул два в свою пышную шевелюру и танцует что-то медвежье, дикое, время от времени делая вид, что вот щас кого-то забодает.

Ордоньес сошел с мостика мне навстречу, больше озабоченный, чем обрадованный.

— Как думаете, — спросил он, — еще будут?

— Вряд ли, — сказал я. — Что мы имеем? Понятно, птицами никто не руководил… по крайней мере, с момента их вылета. Либо вообще сами по себе, атакуют любые корабли, что идут с этой стороны, либо им кто-то поручил такое.

Ордоньес спросил с недоверием:

— А откуда видно, что нападением не управляла какая-то сволочь?

— Любой дурак отозвал бы, — пояснил я, — после первой же убитой. Более того, отозвал бы еще до того, как приготовились напасть.

— Почему?

— Если бы видел их глазами, понял бы: каравеллу не потопишь, как лодку или даже когг. Чтобы бороться с нами, нужны другие методы.

— Какие?

Я поморщился:

— Ну да, так все и выложу! На какого иностранного короля работаете, граф? Или на самого императора?.. Во всяком случае, кто из врагов нас видел, тот уже спешно ломает голову над новыми приемами войны. А подсказывать не собираюсь.

Он посмотрел на закатное солнце, лицо в его жарком огне показалось мне совсем уж чугунным.

— Надеюсь, — пробормотал он, — сегодня неожиданностей больше не будет. Птицам пора в гнезда.

— А летучим мышам, — ответил я, — как раз пора на вылет…

Он вздохнул.

— Умеете сказать приятное.

— А что не нравится? — спросил я в удивлении.

— Да все это, — проворчал он, — летом жарко, зимой холодно, весной и осенью грязно. А еще дожди не выношу.

— Почему? — изумился я. — А для урожая?

— Какой в море урожай? — осведомился он.

— Я буду у себя в каюте, — сообщил я. — Если что, кричите!

Стимфалийские птицы оказались похожи на аистов, только побольше. Как известно, аисты и журавли легко побивают орлов, если те рискуют приблизиться, а стимфалийские вообще не только крупнее и мощнее аистов, но их длинные острые клювы легко пробивали медные и даже бронзовые панцири эллинских героев.

Хороший способ борьбы с ними нашли, как ни странно, простые пастухи и крестьяне. Они укрывали грудь толстым панцирем из лыка, при ударе клюв застревал, а свернуть шею даже крупной птице в состоянии любой мужчина.

С тех пор стимфалийских птиц почти не осталось, а выжили самые осторожные, они и теперь не рискуют вступать в бой на земле, как их отважные, но туповатые предки, а стараются поразить врага из безопасной позиции сверху.

Впрочем, их можно бить как из луков, так и из арбалетов. Только, как оказалось, не всякая стрела их берет.

Я спустился вниз, взялся за ручку двери, в это время сверху донесся голос Ордоньеса, мне почудилась издевка:

— Ваша светлость?

— Ну? — ответил я. — Что случилось?

— Вы повелели великодушно кричать, — напомнил он. — Вот и кричу.

— А что там?

— Поднимитесь на мостик, ваша светлость.

Бурча, что везде одни проблемы, я заторопился наверх. Ордоньес на мостике смотрел вдаль, взгляд скользнул поверх моей головы.

Я торопливо обернулся, по телу пробежала дрожь, будто попал под холодный дождь. Далеко впереди прямо из воды торчит маяк не маяк, целиком из белого, как мрамор, камня, башня не башня: я бы скорее сравнил с… даже не знаю, с чем, но слишком уж высокое для этого мира нечто, утонченное и сверхизысканное. Да и черт знает как такое построили. Все-таки Средние века! Правда, еще в Древнем Египте громоздили гигантские пирамиды, и вообще в разных местах планеты находят странные штуки: то гигантскую колонну из чистого металла, который можно получить только методом порошковой металлургии, но колонне той тысячи лет, то непонятно как доставленные в пустыню сверхгигантские блоки для храма Баальбека…

Ладно, то Восток, который дело тонкое, а здесь рациональная с пеленок Европа, она не станет делать пирамиды ни за какие пряники. Так что эта башня для чего-то служила, это не египетский Сфинкс, что только для красоты и загадочности…

Изумление закрадывалось все больше, наконец заполнило до кончиков ушей. Я еще понимаю, что на Востоке под руинами древних цивилизаций таятся еще более древние, все время их откапывают, но мы сейчас не на Востоке. Да и слишком безукоризненный расчет, слишком строгая форма, предельно простая, а Средневековье любит все украшать геральдическими львами.

За спиной послышались шаги, на мостик бодро взбежал Вебер, усики вообще уже приподнялись не только кончиками вверх, но вообще едва не подпирают широкие крылья носа.

— Какой же прекрасный вид, — провозгласил он восторженно, — с такого высокого места!

Ордоньес поморщился, на капитанский мостик может заходить только капитан и его первый помощник, но восторг магистр-капитана заставил великодушно заулыбаться.

— Да, — проговорил он жирным голосом кота, что сожрал целый кувшин краденой сметаны, — у нас тут… да…

— Что за маяк? — спросил я.

Вебер лишь повел глазом на исполинскую белую башню, тут же отвернулся и посмотрел вперед.

— Да какой это маяк?.. Так, просто камень. Торчит и торчит. Уже тысячу лет, как говорят.

Небо пылает пурпуром, на море закат потрясает воображение, отражаясь еще и в волнующемся зеркале бесконечного океана.