Дмитрий Донской. Пробуждение силы - Михаил Ланцов Страница 6

– Считал. Но ты не чураешься церкви. Да и какой одержимый сам пришел бы к митрополиту? – ответил он с вполне искренней и доброй улыбкой. – Расскажи, что с тобой произошло?

– Если говорить предельно честно, то я не знаю, – пожал плечами Дима. – Единственное, что я помню, – странный сон, в котором мои предки по очереди подходили ко мне и что-то говорили.

– Все?

– Того я не ведаю. Но и тех, кто жили до Рюрика, тоже видел. Они говорили не на нашем языке, однако я их понимал без каких-либо сложностей.

– Очень интересно… – тихо произнес митрополит, по сути, не получивший ответа на свой вопрос. – А что они хотели от тебя?

– Полагаю, они меня как-то напутствовали. Но это только предположение. Я не помню ни одного слова из сказанного ими. Хотя говорили они много. Сверх этого я бы и рад сказать, да нечего. А придумывать красивую сказку я не хочу.

– Сказку? Да, сказку не нужно.

– Вот и я о том думаю. Но ведь сказанных мною слов тебе мало?

– Мало, – кивнул митрополит. – Но я думаю, что мы будем исходить из того, что знаем. Ты не сторонишься церкви, а значит, ничего плохого с тобой они не сотворили. Если же верить толкователям снов, то… – Митрополит задумался. – То я не знаю, как можно трактовать это однозначно. Ближе всего «большие перемены», к лучшему ли, к худшему ли – неизвестно.

– И ты мне поможешь?

– Конечно, – улыбнулся Алексий. – Наставничество над юным князем – моя прямая обязанность. И плох будет тот наставник, который позволит растащить казну воспитанника до его возмужания.

– Это отрадно слышать, – вернул довольную улыбку Дима и вроде бы собрался уходить, но митрополит жестом задержал его.

– Мне говорили, что ты совершенно замучил священников расспросами. Что тебя так взволновало?

– Я пытаюсь разобраться в некоторых вопросах, безмерно далеких от жизни княжества. Этакие упражнения для ума.

– Может быть, я подскажу тебе на них ответы?

– Может быть, – улыбнулся Дима. – Первый вопрос заключается в летосчислении. Мы все христиане. Вот мне и стало интересно, отчего христиане ведут свое летоисчисление от Сотворения мира, а не от Рождества Иисуса нашего Христа? Тем более что в вопросах Сотворения мира масса непонятных моментов и дата сильно плавает, по меньшей мере, на полвека. Не ясно, как ее высчитывать. А с Рождеством Христа все просто и ясно.

– Хм, – хмыкнул митрополит, задумавшись.

– Второй вопрос – это начало года. Отчего добрые христиане почитают начало года по древним языческим традициям – весной или осенью? В то время как у нас всех есть яркий ориентир – Рождество. Кроме того, мне сказали, что после Рождества день начинает прибывать. Это ли не истинное начало?

– А третий вопрос? – после небольшой паузы осведомился Алексий. – Или тебя пока только эти два беспокоят?

– На самом деле вопросов много. Но как-то упорядочились у меня в голове только эти два.

– Сложные вопросы, – немного пожевав губы, произнес Алексий. – Вижу, ты очень вдумчиво читал Святое Писание. Это отрадно.

– Так может быть, ты поможешь найти ответы на них?

– Помогу, – кивнул митрополит. – Всем, что в моих силах. Но не сейчас. Эти вопросы не имеют быстрых решений.

На том и расстались. Конечно, Дима не развеял всех подозрений и сомнений митрополита. Но в целом произвел на него весьма благоприятное впечатление. Как и вопросами своими и рассуждениями, так и ориентирами, кои он расставил. Конечно, Алексий решил еще понаблюдать за парнем, но в целом оказался склонен сделать на него ставку.

1360.07.18, Москва

Жизнь медленно, но уверенно входила в свое русло, обретая внятно очерченные берега. Эйфория первых дней прошла, и Дима едва не угодил «на откате» в жесточайшую депрессию. Ведь одно дело «играть в старину», имея возможность в любой момент прерваться и вернуться к благам цивилизации. И совсем другое дело – жить в этой старине. Заболел зуб? Наслаждайся. Подхватил воспаление легких? Готовься отойти в мир иной. Ну и так далее. Даже простая заноза и то могла легко закончиться заражением крови и смертью. Причем шансов на возврат, даже теоретических, он не видел, отчетливо понимая, что в той аварии в XXI веке его тело вряд ли уцелело.

Все эти депрессивные мысли так сильно навалились на Дмитрия, что едва не подкосили его веру в себя. Выкарабкаться удалось только старым армейским способом – занявшись делом. С головой. Чтобы каждую минуту ты был чем-то загружен и глупые мысли не терзали тебе душу. Благо, что митрополит активно этому потворствовал и охотно поддерживал инициативы Дмитрия. Зачем? Во-первых, он не видел в них ничего вредного, а понаблюдать за сильно изменившимся князем хотелось. Ему нужно было понять, чего ожидать от своего подопечного. Во-вторых, они все были не сильно затратные, но довольно любопытные. Почему Алексий им и потворствовал в какой-то мере.

На самом деле, совершенно непонятно, как повел бы себя митрополит, если бы Дима пытался давить на него. Но тот решил поступить несколько хитрее – постарался заинтересовать и увлечь. Как? Просто. Он приходил к митрополиту «за советом», предлагая покритиковать ту или иную его идею. Иногда Дима даже специально провальные вещи предлагал, дабы обозначить игру не в одни ворота. Провальные, но вполне себе интересные идеи на первый взгляд, чтобы эта фора не казалась очевидной.

Из-за чего беседовали они часто и помногу, потому как митрополиту эта игра понравилась, как и удивительный взгляд на обыкновенные вещи своего подопечного. Но Диме, конечно, давались эти успехи непросто. Что и не удивительно. Потому как объяснить человеку XIV века, никогда не занимавшемуся ни механикой, ни математикой, принцип работы того же кривошипно-шатунного механизма, являлось совершенно нетривиальной задачей. Однако не зря. Разобравшись, что к чему, и осознав задумку, митрополит оказывал князю последовательную поддержку.

Начал Дмитрий с банального – вызвал к себе сапожника и явил свой княжий каприз – захотел необычные сапоги. Точнее сказать – он-то хотел как раз совершенно обыкновенные кожаные сапожки, в противовес совершенно неудобным местным «кожаным чулкам» на тонкой подошве.

Крепкая подкованная подошва. Каблук. Нормальная симметрия, при которой каждый сапог делался для своей ноги, а не универсального вида с последующей разноской. Ну и пропитка от влаги маслом. В сочетании с портянками вышло просто чудо чудное. А главное, идея нашла быстрое, широкое и полное понимание у приближенных к князю. Что и неудивительно – обувь в те годы являлась изрядной проблемой буквально для всех, особенно нормальная, которой попросту не было. Поэтому сапожник, еще недавно проклинавший свою судьбу за столь пристальное внимание князя к своей персоне, вдруг оказался нарасхват. Бояре наперебой бросились делать себе такие же сапоги. Да ладно бояре – сам митрополит заказал пару!

Дальше – больше.