Написано кровью моего сердца. Книга 2. Кровь от крови моей - Диана Гэблдон Страница 6

– Возможно, – равнодушно отозвался Грей.

Остальные индейцы не спешили вступаться за товарища, напротив, некоторые из них делали ставки на исход драки. Они явно выпили, однако напились не больше, чем остальные солдаты в это время суток.

Противники извивались на земле, сражаясь за большой нож, который был у индейца. На шум драки потянулись люди, встали за спинами Грея и Андре, принялись строить предположения, делать ставки и выкрикивать советы.

Невзирая на усталость, Грей забеспокоился. И не только за самого Мюррея. Не хотелось бы при случайной встрече сообщать Джейми о смерти племянника, приключившейся, когда тот находился фактически под опекой Грея. Но он не знал, что предпринять прямо сейчас, и потому просто стоял и наблюдал.

Как и большинство драк, эта продлилась недолго. Мюррей завладел ножом при помощи грубого, но эффективного приема – отогнув и сломав палец противника.

Мюррей приставил к горлу индейца нож, и Грей с запозданием понял, что он собирается его убить. То же самое пришло на ум и остальным – все ахнули, когда Мюррей провел ножом по горлу индейца.

– Я возвращаю тебе твою жизнь! – с натугой произнес Мюррей в воцарившейся тишине и поднялся. Он стоял, покачиваясь и бессмысленно таращась перед собой, будто мертвецки пьяный, а потом отшвырнул нож, и с той стороны раздалась ругань и проклятья.

Во всеобщем переполохе только Грей и Андре расслышали ответ индейца – он медленно сел, дрожащими руками прижал подол рубахи к неглубокому порезу на шее и сказал почти равнодушно:

– Ты пожалеешь об этом, могавк.

Мюррей дышал, как загнанная лошадь, ребра ходили ходуном. На блестящей от пота груди виднелись красные и черные потеки – почти вся краска смылась с его лица, осталась лишь темная полоса вдоль скул… и белое пятно на плече, как раз над обломком стрелы. Мюррей кивнул сам себе, неспешно подошел к костру, подобрал лежавший на земле томагавк и обеими руками обрушил его на череп индейца.

У Грея кровь застыла в жилах, а остальные умолкли. Мюррей постоял, тяжело дыша, и ушел.

– Он прав. Я бы потом пожалел, – спокойно сказал он, проходя мимо Грея. И растворился в ночи.

Андре посмотрел на Грея, но тот покачал головой. Армия не обращает внимания на то, что происходит среди индейцев-разведчиков, пока это не затрагивает солдат. А тот, кто сейчас ушел, не относится ни к первым, ни ко вторым.

– Милорд, это был ваш… пленник? – кашлянув, спросил Андре.

– Нет. Родственник… э-э… жены.

– Вот как.

***

Бой окончился уже после того, как стемнело. Уильям узнал об этом от принесшего ему ужин солдата, к тому же он услышал оживление в лагере: вернувшиеся солдаты принялись разоружаться и искать еду. Ни грана привычной расслабленности, что нисходила на лагерь после заката, – все, и в том числе Уильям, были возбуждены и беспокойны.

Болела голова, чесались швы – кто-то зашил ему раны, пока он был без сознания. Дядя Хэл не возвращался, а солдат сказал лишь, что американцев не победили, но зато все три части армии Клинтона успели отойти, пусть и со значительными потерями.

Откровенно говоря, Уильяму больше не хотелось никаких новостей. Ему еще придется расплачиваться за то, что он проигнорировал приказ сэра Генри – разве что сэр Генри будет слишком занят и не обратит на это внимания…

Заслышав шаги, он сел. Беспокойство тут же улеглось, когда, откинув полог, на пороге палатки возник его отец… Точнее, лорд Джон. Он казался удивительно маленьким, даже хрупким. Хромая, он медленно вошел в круг света, и Уильям увидел повязку на его голове, левую руку в самодельной перевязи… и стертые до крови ноги.

– Ты…

– Я в порядке, – перебил Уильяма лорд Джон и слабо улыбнулся, хотя лицо его было бледным и изможденным. – Все хорошо, Уилли. Ты жив, и все хорошо.

Отец покачивался, вытянув вперед руку, чтобы удержать равновесие. Не найдя, за что схватиться, он опустил руку и выпрямился. Голос его был хриплым, но покрасневший глаз смотрел… с нежностью. Уильям сглотнул.

– Если нам есть что сказать друг другу, Уилли – а это так, – давай подождем до завтра. Пожалуйста. Я… – Не договорив, он слабо махнул рукой.

В горле у Уильяма стоял ком. Он кивнул и обеими руками вцепился в матрас. Отец тоже кивнул, глубоко вздохнул и повернулся к выходу. Там стоял дядя Хэл, хмуро и взволнованно глядевший на брата.

У Уильяма екнуло сердце.

– Папа!

Отец резко остановился и посмотрел на него через плечо.

– Я рад, что ты не умер! – выпалил Уильям.

На уставшем лице отца расцвела улыбка.

– Я тоже этому рад.

***

Йен шел прочь от лагеря англичан, не оглядываясь. Вокруг медленно дышала ночь. Он словно оказался заперт в огромном сердце, чьи толстые стенки то сдавливали его, не давая вздохнуть, то расходились в стороны, оставляя его почти невесомым.

Лорд Джон предложил, чтобы рану Йена осмотрел армейский хирург, однако Йен не мог остаться. Он должен найти Рэйчел и дядю Джейми. От лошади он тоже отказался, боясь, что не удержится в седле. Уж лучше пешком.

Он шел вполне уверенно, хотя и признавал, что чувствует себя не очень хорошо. Руки еще дрожали после нанесенного смертельного удара. Он зародился внутри и до сих пор эхом отдавался в теле, будто не имея возможности выйти. Ладно, вскоре это пройдет – Йен не в первый раз убивает, правда, последний раз это случилось давно, а подобной ярости он не испытывал и того дольше.

Кого же он убил перед этим индейцем? Память молчала. Йен слышал, видел и осязал, но эти чувства не вполне увязывались с тем, что он испытывал. Войска до сих пор возвращались в лагерь. Видимо, с наступлением темноты битва прекратилась, и солдаты шли домой. Они так шумели! Жестяные кружки и фляжки бились о патронташи, их звон долго еще стоял в ушах Йена, а далекие лагерные костры мешались с вьющимися вокруг светлячками.

Шотландский надсмотрщик. В Саратоге. Его лицо внезапно всплыло в памяти, а тело вспомнило ощущение от удара. Яростный тычок ножом под ребра, прямо в почку. Когда жизнь мужчины замерла, а потом оборвалась, в теле Йена возникло странное всеобъемлющее напряжение.

Чувствуют ли что-то подобное мясники, убивая животных? Йен испытывал эхо подобных ощущений, когда перерезал горло оленю – и не чувствовал ничего, сворачивая шею курице или разбивая череп кунице.

– Или ты просто привык к этому, – сказал он вслух и сам себе возразил: – Лучше бы не привыкал. Это плохо для твоей души, a bhalaich.

– Плохо. Но это происходит, когда убиваешь руками, так ведь? А вот при убийстве из ружья или лука такого нет, правда?

– Ну, не знаю, не знаю. Иногда я задумываюсь – а есть ли для убитого тобой та же разница, что и для тебя?

Ноги запутались в высокой траве. Похоже, он сошел с дороги. Была полночь, слабо светили звезды.