Последняя ставка - Тим Пауэрс Страница 6

И хотя Сигелу был всего тридцать один год, он поистине был окружен ореолом могущества. Как и Джо Адонис, он старался держать себя в форме и выглядеть молодым, как подобает королю, но Сигел, похоже, знал, что Королю недостаточно проливать кровь, иметь мужественный облик и важничать.

Они встретились в баре, и человек, познакомивший их, обратил внимание на то, что во всем зале только эти двое пили одну лишь газированную воду.

Это замечание, видимо, заставило Сигела обратить внимание на Леона.

– Это правда, Джордж? – спросил он, прикрыв глаза, что, по-видимому, должно было приравниваться к улыбке. Его каштановые волосы были набриолинены и зачесаны назад, открывая высокий лоб.

– Пожалуй, что да, – ответил Леон.

– Джордж, вам случается играть в карты? – Из-за бруклинского акцента Сигела слово «карты» звучало почти как «коты».

– Конечно, – ответил Леон, опустив голову к стакану, чтобы его не выдала участившаяся пульсация артерии на шее. – Может быть, когда-нибудь перекинемся в покер?

Сигел несколько секунд рассматривал его.

– Нет, очень сомневаюсь, – сказал он после паузы. – Меня только раздражает, когда валеты уравнивают ставки с моими королями.

– Возможно, короли окажутся у меня.

Сигел рассмеялся.

– Не окажутся, если я буду сдавать – а я всегда сдаю карты.

Леон попытался заплатить за выпитое, но Сигел отмахнулся и заметил, подмигнув, что деньги у него неподходящие.

Расплющенные пенни и продырявленные фишки, – думал теперь Леон.

Леон продолжал следить за этим человеком.

Летом того же года Сигел организовал экспедицию для поиска сокровищ на острове Кокос, лежащем в нескольких сотнях миль западнее побережья Коста-Рики, в ноябре вернулся; пошли слухи, что он отыскал там золотую статую – предположительно, Девы Марии – в человеческий рост, но он отрицал такую находку.

Но Леон добыл фотографию статуи; он получил ее от старого пьяницы по имени Билл Боубир, которому изначально принадлежала карта с обозначением клада. Снимок был мутным и захватанным, но на нем можно было разглядеть, что металлическая фигура увенчана короной в форме полумесяца, охватывающего солнечный диск, что больше подходило не для христианской Богоматери, а для египетской богини Изиды.

Вскоре после этого Сигел, в обществе графини, финансировавшей поиск сокровищ, отбыл в Италию, а еще через несколько недель Леон получил из Милана письмо от своего партнера.

Из замка Сфорца пропала одна из пятидесяти девяти хранившихся там старинных игральных карт; какая именно – информатор не знал.

Леон купил билет на ближайший самолет, отправлявшийся в Милан.

«Карты Сфорца» нашли в давным-давно пересохших водяных цистернах, когда в замке Сфорца на переломе девятнадцатого и двадцатого веков проводили реставрацию. Это была смесь фрагментов одиннадцати различных колод; большая часть коллекции относилась к более близким временам и имела привычные французские масти – червы, трефы, бубны и пики, – а остальные принадлежали к колоде Таро, нарисованной в 1499 году, и Леон нисколько не сомневался, что недостающая карта из их числа. В 1927 году он лично сделал подробное описание коллекции, и сейчас, возможно, один во всем мире мог точно сказать, что пропало.

Добравшись до Милана, он убедился в том, что пропавшая карта действительно из древнейших. Это была карта «Башня». В его собственном описании, сделанном одиннадцать лет назад, было сказано, что карта почти без повреждений, и на ней изображена башня, в которую бьет молния; посередине башни повисли в воздухе, среди обломков кладки, две человеческие фигуры.

После этого Леон восемь лет не мог понять, зачем Сигелу понадобилась именно эта карта.

В парадную дверь постучали всего за несколько секунд до того, как Леон услышал, как кто-то вошел в кухню, дверь которой Донна, по-видимому, бросила распахнутой.

– Жорж! – послышался голос; Гильена он узнал, прежде всего, по французскому обращению. – Жорж, где вы?

Леону не хватило сил, чтобы отозваться в голос, он лишь откинулся в кресле, сосредоточился на дыхании и ждал, когда же его найдут. Он слышал, как Гильен открыл парадную дверь и впустил Абрамса, а затем услышал их торопливые нервные шаги в гостиной.

В конце концов Абрамс осторожно заглянул в кабинет.

– Господи! Как… тебя серьезно подранили. Но не волнуйся, доктора соберут тебя в лучшем виде. Гильен! Живо, зови парней сюда!

Уже через считаные минуты полдюжины мужчин осторожно несли Леона по коридору; Абрамс раскрывал перед ними двери и указывал нужное направление. Когда же они оказались в кухне, Абрамс наклонился было, чтобы поднять карту, лежавшую на полу рубашкой вверх.

– Нет, – прохрипел Леон. – Оставь ее здесь.

Абрамс вел машину быстро, но ухитрялся избегать крупных выбоин и не делал резких поворотов. Боль вернулась, и Леон, к своему стыду, не всегда мог удержаться от резких стонов. Ладони, которыми он придерживал растерзанный живот, стали скользкими от крови, и когда он заставил себя скосить глаза вниз, то руки, в мигающем свете многоцветных неоновых вывесок, показались ему черными.

Я потерял отнюдь не все, с лихорадочным жаром напомнил он себе. Сигел потерял все, а я – нет.

В 1939 году Леон сам увлекся рыбалкой. Безлунными ночами он ловил с оконечности пирса в Санта-Монике, ловил больших бесформенных ночных рыб-солнце и поедал их сырыми прямо там, на отбеленном солнцем и морем дощатом настиле. Растил невиданно большие странно ребристые тыквы и зажигал самые большие и яркие фонари из них на различных плотинах и водохранилищах в Лос-Анджелесе, и в округах Сан-Бернардино и Ориндж. И играл сотни частных партий в покер, заслужив репутацию раскованного, эксцентричного игрока. И чертил горы карт, графиков и диаграмм, отмечая на них новые точки, на основе как данных из множества газет со всего мира, которые читал ежедневно, так и наблюдений за погодой. И, как и Сигел, он начал обзаводиться друзьями в среде богатых аристократов из Беверли-Хиллз. Ведь Плутон еще и бог богатства, говорил он себе.

И очень скоро Леон смог увидеть первые результаты: позиции Сигела начали шататься. Его дважды арестовывали в связи с убийством нью-йоркского громилы Гарри Гринбаума, а в апреле 1941 года арестовали за то, что он предоставил укрытие гангстеру Льюису «Лепке» Бухальтеру.

Сигелу удалось опровергнуть оба обвинения, но он мог бы сказать, что, как шахматный король, находится под атакой.

Но Леон не успел набрать достаточно сил для того, чтобы свалить соперника – бомбардировка Пёрл-Харбора японцами втянула Соединенные Штаты во Вторую мировую войну, и хрупкие закономерности и абстрактные фигуры, которые Леон извлекал из своих графиков, оказались погребенными под целенаправленным переустройством промышленности, общества и экономики на военный режим. Его закономерности были чем-то вроде призрачных голосов статического электричества, которые исчезают, как только приемник настроится на сильный сигнал; отдельные факторы, в частности погода, продолжали демонстрировать тонкую спонтанную хаотичность, которая была ему необходима, но целых четыре года он работал лишь на то, чтобы удержать за собой место в игре, как игрок в покер набирает одну «руку» за другой и надеется, что анте не сожрут все деньги, имеющиеся в его распоряжении.