Пока смерть не обручит нас - Ульяна Соболева Страница 6

Никакой реакции, а у меня уже зуб на зуб не попадает и с неба срываются снежинки. Осмотрелась по сторонам — заснеженная местность, густой хвойный лес и дорога… широкая дорога не асфальтированная, со следами проехавших по ней миллиона колес. Только не от автомобилей, а от таких вот телег или карет.

— Эй! Мне холодно! Это похищение? Или розыгрыш? Куда вы меня везете?

Несколько раз дернула решетку, а потом заорала так громко, что лошади шарахнулись в сторону и чуть не выкинули своих всадников из седла.

В ту же секунду сквозь прутья клетки просунулся меч и чуть не уперся мне в горло. Я тут же дернулась назад, глядя расширенными глазами на блестящее лезвие. Настоящее, судя по всему, и очень остро наточенное.

— Заткнись ведьма проклятая! Еще раз лошадей испугаешь пешком за телегой пойдешь!

— Я не ведьма. Я … я Лиза Ше… Лагутина. Я… мы в аварию попали. Там … ээээ, — я беспомощно посмотрела назад на припорошенную снегом дорогу, узкой лентой, уходящую к горизонту. — не знаю где мы сейчас, но мой муж… бывший муж ему нужна помощь и…

Солдат заржал, показывая мне ряд желтых зубов, а потом сплюнул себе под ноги.

— Какой муж? Ты что несешь? Ты же монашка! Тебя отец в монастырь запер, когда тебе еще и одиннадцати не было, чтоб не позорила его род физиономией своей и глазами жуткими. Совсем с ума сошла? Все! Кончилось царство Блэров.

— Что? Куда везут? Какие Блэры?

— Вряд ли Ламберт тебя пощадит.

— Ламберт?

— Морган Ламберт. Герцог Аргонский. Наш повелитель и Господин! Владыка трех Королевств и пяти морей. Теперь Блэр принадлежит ему. Как и ты!

О Боже! Они здесь все сумасшедшие? Больные на голову? Они что-то курят, принимают транквилизаторы? Нет, это секта. Точно — это секта каких-то староверов или черт его знает кого! Или я сошла с ума! Я… просто ударилась головой и у меня страшные галлюцинации.

— А я… кто я?

Он снова усмехнулся.

— Ты дурой не притворяйся. Здесь все знают кто ты. Элизабет Блэр. Дочка графа Антуана Блэра. Нашего лютого врага!

— Кого? — у меня висках застучало, и я от ужаса чуть не сошла с ума. — Вы меня с кем-то спутали. Я… я Елизавета Лагутина. Я — врач. Я… замужем… ну почти… мы развелись. Я не та женщина, о которой вы говорите, слышите? Отпустите меня! Я никому не скажу про вас. Честно! — я переползала по клетке вдоль решетки, так чтоб не выпускать всадника из вида. Надо что-то говорить надо как-то пытаться выйти с этого безумия.

— Меня предупреждали что ты ведьма и что будешь притворяться… заткнись! Не то я сам тебе рот заткну! Мне велено особо не церемониться!

Кошмар! Они здесь все сумасшедшие. Надо … надо как-то выбраться отсюда. Может я сама смогу сбежать? Или это все закончится, и я очнусь, приду в себя.

— Куда мы едем? — хоть бы понять где мы находимся.

— В герцогство Адор. На главную площадь. Там тебя сегодня казнят! Башку тебе отрубят, как и всем вашим, кто в живых остался. Так что молись. Если такая тварь, как ты, умеет молиться!

Молиться я умела, правда плохо и наизусть знала лишь Отче Наш. Мне было не просто страшно меня трясло от ужаса, как в лихорадке.

Наш отряд нагонял впереди еще несколько повозок, набитых пленниками и когда я рассмотрела связанных, испуганных до полусмерти, ободранных женщин, детей и стариков меня затошнило. Я прижалась спиной к решетке и судорожно глотала воздух сухим горлом, не веря своим глазам. Мы поравнялись с телегой, и я услышала голос своего конвоира.

— Мне велено к тебе ее скинуть, а самому ехать обратно в Блэр. Жечь будем там все. Очищать от скверны.

— Нееет! Не надо к нам! Только не ведьму! Нееет! — люди в телеге засуетились, заметались, поглядывая на меня с ненавистью и с опаской. — Пусть за телегой пешком идет!

— А ну заткнулись, крысы! Вас никто не спрашивает! Молчать!

Второй конвоир с жидкими волосами соломенного цвета и побитым оспинами лицом замахнулся хлыстом и ударил по решетке, люди тут же убрали руки.

— Давай ее сюда. И для нее места хватит.

Пока я жалась к решетке, глядя широко распахнутыми глазами на то как страшно смотрят на меня люди в той телеге, как хватают на руки детей женщины и отворачиваются, я чувствовала, как нереальность происходящего начинает пульсировать в висках, и я вот-вот сорвусь в истерику.

— Когда у них отберут детей?

Шепот соломенноволосого раздался слева и я, тяжело дыша слышала, как он звенит ключами.

— Когда свернут к мосту, там у развилки их ждет Черд со своими людьми. Он заберет блэровских детенышей.

— Скорей бы. Мне осточертел их писк. Так бы и открутил им всем головы!

Лязгнул замок, и я увидела лошадиную морду всадника с желтыми зубами.

— Выходи, сучка. Или я выдерну тебя оттуда насильно.

* * *

Они шарахались от меня, как от прокаженной, осеняли себя крестами и старались не смотреть мне в глаза. Я не понимала, что происходит, я вообще находилась на грани жесточайшей истерики. Не переставала потряхивать головой, чтобы проснуться, вдруг очнуться где-то там на обочине в развороченном автомобиле. Я даже представляла себе, как мы оба с Михаилом лежим в снегу, истекаем кровью, и я вижу все эти жуткие галлюцинации перед смертью.

Я обвела взглядом женщин и детей. Засмотрелась на младенца, завернутого в одеяло. Мне было видно его личико со вздернутым носиком и пухлая ручка у матери на груди. Внутри больно защемило…, наверное, я бы сдохла за то, чтобы ощутить на груди у себя пухлую ручонку моего малыша. За ноги этой же женщины держался кучерявый мальчик лет семи, он сжимал колени матери и боязливо поглядывал из-под нахмуренных бровей. Он боялся… и я боялась. Я всего происходящего, а он меня.

— Мама, а если ведьма меня сглазит, то я превращусь в лягушку или умру? Спрячь от нее Томми. Она на него смотрит.

В этот момент грудничок заплакал и его мать тут же отвернулась, закрывая собой ребенка. Младший боязливо посмотрел на меня и спрятал лицо у нее в юбках. Да что со мной не так? Почему они все на меня смотрят, словно я лысая или уродливая до невозможности. Почему ведьмой меня называют? Стараясь не думать о том, что на них суконные юбки с потрепанным подолом, кофты с рваными швами, пестрые жилеты и платки на головах, башмаки со стертыми носками и шляпками гвоздей на подошве. Такое даже в самых забытых богом местах не носят. Не знаю где такое вообще носили. Я все еще надеялась, что это какой-то розыгрыш… Сейчас выскочит какой-то ублюдок с камерой и заорет, что меня сняли в крутом пранке. Только авария с пранком совсем не вязалась и в том, что она была у меня возникало ни малейших сомнений.

Надо успокоиться, взять себя в руки. Чтобы они не говорили никакой казни быть не может. Мы не в средневековье на самом деле. В этот момент повозка свернула к мосту… Там нас поджидал отряд из десяти всадников в черных развевающихся плащах. Маскарад продолжается? Или мои галлюцинации выходят на иной уровень?