Голоса дрейфующих льдов - Ирина Молчанова Страница 60

Молодой человек видел, что брат сконфужен и безжалостнодобил:

— Теперь, быть может, тебе даже не придется в подражание мневырывать у нее поцелуи насильно!

Они помолчали, и Вильям нехотя спросил:

— Что ты намерен делать?

Лайонел пожал плечами.

— Я отправлюсь домой — в Англию. Старейшины дарят мнеЛондон, чтобы я не скучал в ожидании Дня Искупления. — Он хлопнул брата поплечу. — Дня, который ты нам должен организовать.

Вильям качнул головой и направился к двери, ведущей из зала,но Лайонел оказался возле нее первым и преградил путь. И прежде чем брат успелчто-то сказать, бесцеремонно вынул из внутреннего кармана его куртки фотографию.

— Кажется, это мое.

Вильям несколько секунд смотрел на девушку, залитую кровавымсветом заходящего солнца, запечатленную на фотографии, и со вздохом произнес:

— Конечно. Конечно, твое.

Он ушел, а Лайонел остался один, среди портретов юношей идевушек, мужчин и женщин, в чьих телах когда-либо жили ангел и бес за всюисторию существования вампиров. Ангелов тут было значительно больше. В средевампиров найти их не составляло труда, такие как Вильям и ему подобные не моглине привлекать всеобщего внимания.

Молодой человек посмотрел на фотографию в своей руке и,ненароком сравнив девушку с портрета с девушкой на фото, глубоко задумался. Какбы художник ни старался передать демонизм рыжеволосой девчонки, получилось унего как-то неестественно. В то время как фотография точно пылала огнем икапризный бес на ней изящно обнажал свою сущность. Не могли обмануть ниподнятые в небо наивные глаза, ни трогательные ямочки на щеках, ни тень улыбкив уголках губ, выдавал кровавый отблеск ресниц, игривый румянец на бледной кожеи бурный норов кудрей.

Лайонел помнил тот день, когда сфотографировал девушку возлесвоего дома, как будто это было только вчера. Он усмехнулся. Заманить ее к себеоказалось проще простого, одна лишь эсэмэска. В тот вечер он впервые еепоцеловал, конечно же, насильно. И ему понравилось обжигающее тепло и вкус еегуб, смелость, с которой бросила в лицо все что думала. Разве мог он знать,предлагая ей сыграть в игру: «Ты убегаешь, а я догоняю», что очень скоропреследовать его будет она, а жертвой станет он сам. И весь комизм состоял втом, что убегать от нее ему теперь хотелось меньше всего на свете, тольковыхода другого не было.

— Мальчик мой, мы нарушим твое уединение. — Неслышно в залепоявился Цимаон Ницхи. Следом за ним вошли двое старейшин. Одного из нихЛайонел давно и хорошо знал, им был его учитель Нима-трак-дэн — тибетец,который в течение десяти лет учил его превозмогать боль, находясь на солнце. Полевую руку от Создателя стоял сгорбленный Наркисс, как и прежде прятавший своелицо под черным капюшоном.

— Что ты решил? — спросил Цимаон Ницхи, пристально глядя нафотографию в руке молодого человека.

— А я могу тут что-то решить? — насмешливо уточнил Лайонел.

Создатель добродушно посмеялся.

— Ты всегда мне нравился! Я ставил тебя в пример своимсыновьям.

— Весьма польщен.

Создатель дружественно похлопал его по плечу.

— Мой мальчик, ты ведь прекрасно знаешь, любовь не для тебя.Такие, как ты, не дают волю чувствам, а потому никого не могут сделатьпо-настоящему счастливыми. Привязанности — это цепи. Ты слишком любишь свободу.

— А еще я люблю себя, куда больше чем свободу, — напомнилЛайонел и медленно добавил: — И если мне чего-то очень хочется, я не в силахсебе отказать.

Желтые глаза Цимаон Ницхи вспыхнули, а лицо как будтопосерело, став совсем мрачным. Былое дружелюбие испарилось.

Вперед выступил Наркисс.

— Создатель, если паршивец перешел границы вашего доброгоотношения, отдайте его мне!

Цимаон Ницхи искоса посмотрел на него.

— Это лишнее. Уверен, Лайонел достаточно умен, чтобы на этотраз сделать исключение и отказать своей себялюбивой натуре.

— И все-таки его поведение недопустимо, — прокаркалстарейшина в капюшоне. — Оставьте его у меня на воспитание.

Лайонел ледяным взглядом уставился на Наркисса и холоднопроизнес:

— Вряд ли, предпочитаю женщин.

Наркисс замахнулся на него, но руку его перехватилНима-трак-дэн, спокойно заметив:

— Не нужно горячиться! Мы ведь все помним, как дорог этотмальчик нашему бесу.

— И тебе самому дорог этот дерзкий паршивец, не так ли! —яростно прорычал Наркисс.

На белом лице тибетца с миндалевидными глазами не дрогнул ниодин мускул.

— Он мой лучший ученик! Да, не скрою, его благополучиезанимает меня куда больше, Накрисс, твоих содомских планов.

Цимаон Ницхи вскинул руку, призывая всех к тишине, изаговорил:

— Ни к чему нам распри сейчас! — Он улыбнулся Лайонелу. — Яне могу удержать тебя здесь силой, могу лишь рекомендовать остаться. Но, как японимаю, решение ты уже принял!

— Я не останусь, — покачал головой Лайонел и, бросивраздраженный взгляд на Наркисса, добавил: — Сегодня же покидаю Тартарус.

— Немыслимо, — прошипел старейшина в капюшоне.

— Хорошо, — вновь улыбнулся Создатель, — у меня есть длятебя подарок в знак моего расположения. — Он прошел к двери, распахнул ее иввел в зал юную девушку, облаченную в полупрозрачные белые одежды. Под нимичерноволосая красавица была нога. Желтые отцовские глаза, как подобает скромнойдевушке, были опущены вниз. Хорошенькая: стройная, женственная фигура, длинныеблестящие волосы, розовые пухлые губки, пышная щеточка ресниц, аккуратныйносик. Юная девица могла бы составить конкуренцию самой Анжелике Тьеполо.

— Моя младшая дочь Сарах, — представил Цимаон и подтолкнулее к молодому человеку. — Ей тринадцать, она еще не тронута мужчиной и станетхорошим утешением для тебя.

Лайонел недоверчиво хмыкнул.

— Создатель, боюсь, невинная девица едва ли будет способнаутешить меня сейчас.

Девушка вздрогнула, точно от пощечины, и расширенные отужаса глаза обратились на отца.

— Ты обидишь меня, мой мальчик, если не примешь подарок, — предупредилЦимаон Ницхи.

Лайонел сердито прищурился.

— Она не в моем вкусе.

Создатель поменялся в лице, Сарах в панике закрыла личикоруками, Наркисс грозно выдохнул, а Нима-трак-дэн быстро проговорил:

— Полагаю, Лайонелу нужно время, чтобы немного забыть... —Он характерно указал глазами на Катин портрет.

— Создатель, — обратился Наркисс, весь дрожа от едвасдерживаемой ярости, — прикажите мне, прикажите...