Невеста решает бунтовать - Мстислава Черная Страница 61

Не обращая на него внимания, Ксан продолжает рвать цепи, но белый свет уходит к алтарю и стремительно впитывается.

— Я больше не чувствую сил, — хватается за сердце князь Ярес, заходится сухим кашлем.

— Прими!

— Магии… её нет!

— Приди, Кадор, величайший из богов!

Песок, устилавший пол, устремляется к жрецу, закручивается вихрем и сливается в силуэт гиганта. Последним слоем ложится песок, оставшийся от рассыпавшихся цепей — гигант становится таким же чёрным, как Ксан.

— Плохо, — выдыхает Манс. — Леди, бегите.

Бросить родителей, Кея, Ксана? Нет… К тому же какой смысл в побеге? Я не успею покинуть полуостров раньше, чем Кадор обратит его в пустыню. Всё решится здесь и сейчас. Уже решилось… Кадор забрал главное — подаренную богиней силу. То, что он не успел забрать жизни жертв, ничего не меняет. Всё равно что лишиться сладкой конфеты после плотного обеда.

Ксан выходит вперёд.

Противостоять богу абсурдно, но Ксан готов.

Ипостась, казавшаяся мне внушительной, по сравнению с размерами воплощения Песчаного Кадора карликовая.

— Демон, — в голосе бога шелест песка. — Ты хочешь сражаться? Может быть, ты хочешь сразиться в честном поединке?

Ксан склоняет голову к плечу:

— В честном? Ты и честность, Песчаный Кадор?

— Я позволю тебе стать господином оазиса, если ты хочешь сохранить хоть что-то-с-с-с…

Стремительный рывок вперёд, Ксан настолько быстр, что мои глаза отказываются видеть, но Кадор отбрасывает Ксана легко будто куклу. Ударившись спиной о стену, Ксан вскакивает на ноги, снова бросается на Кадора, но тот с прежней небрежностью швыряет его в то же место, и Ксан поднимается уже не так уверенно.

Младшие жрецы по указу главного тянут к алтарю князя Яреса. Я только сейчас замечаю, что чёрные цепи от алтаря были не единственными, руки князя скованы самыми обыкновенными цепочками из металла. Яд всё ещё действует, князь вялый, и его попытки отстраниться от чужих рук выглядят откровенно жалко.

Двое направляются ко мне.

— Иси, прочь!

Я единственная, не считая Ксана, не ранена и свободна. Я послушно оборачиваюсь к выходу. Ксану не видно, что на лестнице замерли гвардейцы. Мне не пройти. Хах, мне просто нужно в прошлое…

Кадор запрокидывает голову, и воздух над ним начинает дрожать, как бывает в раскалённой пустыне. Возникает нечто большее, чем мираж.

Мы всё ещё в подземной части храма, над нами потолок, и я его отчётливо вижу. Но одновременно я вижу далёкое ночное небо в россыпи звёзд. А ведь на улице сейчас самый разгар дня. На чёрном небе светит полная луна необычайно светлого оттенка. Её сияние капля за каплей дождём перетекает к Кадору, луна медленно покрывается сетью тонких трещин, и очевидно, что вскоре они станут глубже больше, превратятся в рзломы, и луна рассыплется.

— Он действительно убивает Белую богиню, — потрясённо выдыхает Манс.

Впрочем, потрясение никак не мешает ему справиться с приблизившимися ко мне младшими жрецами.

Кадор отмахивается от Ксана, но в этот раз не отбрасывает, с поднимает за крыло, рвёт кожаную перепонку.

— Не-е-ет!

Это мой крик?

Кадор бросает Ксана на пол, обрушивается песчаной бесформенной массой. Он даже не душит, он… давит.

Смеётся Великий князь:

— Имперский принц прихлопнут как букашка.

На миг Ксану удаётся вынырнуть из песчаной круговерти, схватить воздуха и крикнуть непонятно:

— Сейчас!

Кадор погребает его под собой полностью.

Одна из жриц хлопает ладонью по полу. Я не могу понять, что именно она произносит, но пол откликается и наливается тусклым светом. Похоже, только гораздо ярче, светился алтарь на церемонии открытия нового храма.

— Белая богиня, прими жертву! — мама одну руку воздевает к луне, а второй бросает в песчаный вихрь невесть откуда взявшийся у неё жезл. Я не сразу понимаю, что жезл нематериален, а соткан из чистого света.

Навершие зарывается в песок.

Кадор содрогается всем великанским телом, трещины на луне не только исчезают, но и сила, которая только что утекала, возвращается. Белая богиня восстанавливает собственные силы и… начинает поглощать силы Кадора.

Жертва превратилась в охотника.

С воем, почти неотличимым от воя гончих, Кадор вытягивается в песчаный столб. Он пытается не соприкасаться с полом? Изогнувшись, он тянется к лестнице. Ксан приподнимается и уцелевшим крылом смахивает песок, обрушивает столб на пол, на себя. Теперь песок полностью его скрывает.

— Ксан…

Луна сияет ярче, нежный свет оборачивается слепящей белизной, мир исчезает, я вижу только призрачную бесконечность и тёмный силуэт Песчаного Кадора. Бог испаряется, растворяется в белом свете, как кусок сахара, попавший в обжигающе-горячий чай. Я вижу его попытки сорваться с пронизавшего его насквозь луча света, но…

Его силуэт всё меньше, тоньше, вой стихает, и, наконец, не остаётся ничего, кроме слепящего света.

Постепенно ко мне возвращается зрение.

Алтарь Кадора разрушен. От жрецов остались горки серого праха, и я подозреваю, что убила их не богиня, а сам Кадор в последней попытке собрать силы для борьбы.

Великий князь тоже убит.

Габриэль жива.

Папа удерживает обессилившую маму, Кей рядом с ними. Я ищу взглядом Ксана. Он был в эпицентре… Поднявшись, я, прихрамывая — когда я успела подвернуть ногу? — добираюсь до места, где я видела Ксана в последний раз, опускаюсь на колени, ворошу горячий не то пепел, не то серый песок. Пальцы жжёт, но я не останавливаюсь.

— Иси, — окликает меня Кей.

Я отмахиваюсь, продолжаю искать. Костяную броню я узнаю на ощупь.

— Ксан!

Нашла!

Хочется приподнять его голову, но я себя останавливаю — а вдруг переломы, вдруг наврежу? Поэтому я просто стряхиваю колючие серые хлопья, зову.

Его глаза закрыты, дыхание не чувствуется, прощупать под чешуёй пульс невозможно.

— Что с его высочеством? — оборачиваюсь я к Мансу.

Я понимаю, что парень не врач и не целитель, но он явно знает о демонах больше меня.

— Княжна, его высочество сразился с богом. Чего вы хотите? — горько спрашивает он.

Он намекает, что Ксан… Нет, только не это! Один раз я уже попрощалась, больше не хочу.

— Ксан…

— Княжна, возьмите себя в руки, — одёргивает Манс. — Вы единственная, кто может вызвать помощь из посольства.

— Да…

— Иси, — зовёт брат.