Рабыня Гора - Джон Норман Страница 61

Я — ее пленница. Голая, стою на коленях, крепко привязанная к столбу.

— В поселок, — сообщила она, — приехал торговец. Знаю. Туп Поварешечник. Редис мне рассказала. Я видела, как он пришел, волоча за собой ручную тележку с длинными ручками, на двух огромных колесах. Внутри тележки — множество полочек, ящичков, в них — всевозможные дешевые товары, а еще — колышки и петли, на которых подвешена всякая утварь, кастрюли, инструменты. По краям повозки — тоже ящички, в них тьма-тьмущая всякой всячины: нитки, ткани, ножницы, наперстки, пуговицы, заплаты, а еще — гребешки, сладости, травы, специи, соль в пакетиках, целебные снадобья. Чего только не было в этой удивительной тележке!

— Я приглашу его взглянуть на тебя, — сказала Мелина.

У меня екнуло сердце. Пока Турнуса нет в поселке, Мелина продаст меня!

— Уж постарайся ему понравиться, сучка, — предупредила она, — а то до конца дней твоих буду сечь!

— Постараюсь, госпожа! — обещала я. Еще как постараюсь! Когда еще выпадет возможность вырваться отсюда? Да я бы все на свете сделала, лишь бы избежать тягот деревенского рабства. Понравиться ему? Понравлюсь! Вот увидит — буду сама покорность, сама чувственность! Вдруг стало страшно. Что он за человек? Мужчины по-разному воспринимают женские уловки. Знать бы наверняка, чего ему хочется! Нет, не угадать. Безнадежно. Ну и шлюха же ты, сказала я себе. Подергала связанные руки. Откуда мне знать, какие женщины ему нравятся? Робкие, скромные — швырнул к своим ногам и изгаляйся? Или похотливые, что так и норовят пустить в ход язык? А может, дерзкие, непокорные, может, ему нравится их укрощать? А что, если он питает слабость к холодным, надменным, презрительным красавицам, что в мгновение ока превращаются в отчаянно корчащихся, жалобно стонущих от мужского прикосновения рабынь? Не знаю. Знаю одно: я должна показаться ему красивой, физически привлекательной. Тут Мелина все предусмотрела. Ума ей не занимать, да и практической сметки — тоже. Девушка красивее всего нагая, в ошейнике или на цепи. Вот она и поставила меня на колени, в позу покорности, и связала. И теперь я стою прижавшись животом к столбу, обхватив его руками, широко расставив колени. Взглянув на стоящую в такой позе женщину, мужчина не сможет, пусть подсознательно, не почувствовать ее открытости, уязвимости, не сможет не ощутить себя ее властелином, могучим и неотразимым. Все продумала, до мелочей: связанные ладони, руки, будто в объятиях охватившие столб, свисающая с шеи длинная веревка — связывай рабыне руки за спиной и веди ее, точно самку табука, куда душе угодно. Можно к тележке привязать — и босая, обнаженная, я побреду за ней, взметая дорожную пыль. Да, ума Мелине не занимать.

— Вот она! — раздался ее голос.

Испуганно вздрогнув, я вцепилась в столб. Помимо моей воли бессознательное это движение получилось на удивление грациозным. Да ведь, наверно, этого и добивалась Мелина, неожиданно гаркнув у меня над ухом! Показать мужчине во всей красе прелестную, испуганную, связанную рабыню. Я вздрогнула так естественно! А Мелине того и надо.

Как вести себя с ним? Не знаю. Что ж, буду просто рабыней в Богом забытой деревушке, связанной земной девушкой, чью привлекательность пришел оценить мужчина. А кто же я еще? Прекрасная варварка, совсем чужая, с далекой, не похожей на Гор планеты, ко встрече с этим миром совершенно не готовая. Может, горианским мужчинам интересно укрощать и приручать таких? Из землянок, рассказывала Этта, получаются превосходные рабыни. Наверно, так оно и есть.

— Как живешь, птенчик? — спросил торговец.

— Хорошо, хозяин, — ответила я.

— Варварка, — заключил он.

— О? — притворно удивилась Мелина. А ведь прекрасно знает, что я варварка!

— Открой рот, — приказал он.

Я открыла рот.

— Видишь? — Сунув пальцы мне в рот, он раскрыл его шире. — В последнем зубе, наверху слева — кусочек металла.

— Это врачи делают, — сказала Мелина.

— Ты из местности, что называют Землей?

— Да, хозяин.

— Вот видишь? — это он Мелине.

— Умная рабыня, — похвалила Мелина. Не высекли бы!

— Я Тупеллиус Миллиус Лактантиус из рода Лактантиусов, торговцев из Ара, — проговорил он, обращаясь ко мне. — Но настали тяжелые времена, и хоть мне и было тогда всего восемь, пришлось бродить с тележкой — долг, законы касты, гордость семьи и все такое прочее.

Я улыбнулась.

— Хорошая улыбка, — отметил он. — В здешних поселках меня называют Туп Поварешечник. А тебя как зовут?

— Ну, как она тебе? — вмешалась Мелина. Торговец оглядел меня:

— Для ошейника в самый раз.

Я сгорала от стыда. Любому горианину ясно — я рабыня. Вопрос лишь в цене да в том, кому мне принадлежать.

— Ну разве не хорошенькая? — настаивала Мелина.

— В городах, — ответил он, — таким несть числа. В одном Аре каждый год тысячи таких продают и покупают.

Я содрогнулась.

— Сколько дашь?

— В лучшем случае, — прикинул он, — медный тарск.

Я красивая рабыня, я знаю. Но вот того, что таких красоток на Горе тьма-тьмущая, и не подозревала. В этом мире рабыни-красавицы не в диковинку. И цена им невысока. Девушкам куда красивее меня нередко приходится довольствоваться долей кухарок в больших домах или в цепях и казенных туниках скрести по ночам полы общественных зданий.

— Так не хочешь брать? — недовольно пробурчала Мелина.

Он погладил мой бок. Я вцепилась в столб.

— А она ничего!

Внезапно, без предупреждения, он коснулся меня. Закрыв глаза, не в силах сдержаться, я вскрикнула, прижалась к столбу, судорожно обхватила его руками.

— Ага! — произнес он.

Я вздрогнула, не открывая глаз.

— Горячая, — причмокнул он. — Это хорошо. Очень хорошо.

— Очень горячая? — уточнила Мелина.

Снова эта рука! Снова, не в силах с собой совладать, я отчаянно вскрикнула.

— Очень, — рассмеялся он. — Спокойно, птенчик!

— Не надо, хозяин, пожалуйста! — взмолилась я. И тут же, вскрикнув, впилась в дерево ногтями, забилась на привязи.

— Перестань! — стонала я, — Перестань, прошу, хозяин!

Он убрал руки. Прислонившись в столбу, я дрожала от страха — а вдруг он опять начнет меня трогать? Он встал.

— Ну, очень горячая? — допытывалась Мелина.

— В шлюхи сгодится, пагу разносить.

— Прекрасно! — обрадовалась Мелина.

— Да, — добавил он, — и все же больше медного тарска дать не могу.

— Почему?

— Война, — вздохнул он, — набеги, города в упадке. Рыночные помосты просто ломятся от красоток, что раньше были свободными. И дают за них сущие гроши.