Я - четвертый - Питтакус Лор Страница 61

До кабинета директора доходит слабое эхо от хлопнувшей входной двери. Через пятнадцать секунд Генри будет здесь. Потом в пикап. Потом домой. Куда потом? Мэн? Миссури? Канада? Другая школа, новое начало, еще одно новое имя.

Я почти тридцать часов не спал и только сейчас чувствую изнеможение. Но потом вместе с ним приходит что-то еще, и в долю секунды между срабатыванием инстинкта и действием осознание того, что я навсегда уеду, ни с кем даже не попрощавшись, становится нестерпимым. У меня суживаются глаза, лицо искажается гримасой агонии, и — без размышления, даже не понимая, что я собираюсь сделать, — я прыгаю через стол мистера Харриса в окно, которое разлетается за мной на миллион осколков. Сзади слышен крик ужаса.

Мои ноги приземляются на траву. Я поворачиваюсь направо и бегу через двор, при этом окна классов сливаются в одну сплошную линию, через парковку и в лес, который начинается за бейсбольным полем. У меня порезы от стекла на лбу и на левом локте. У меня горят легкие. Черт с ней, с болью. Я продолжаю бежать, листок бумаги все еще у меня в правой руке. Я засовываю его в карман.

С чего бы могадорцам посылать факс? Почему им просто не прийти? В этом их главное преимущество, появляться неожиданно, без предупреждения. Выгода от неожиданности.

В лесу я резко сворачиваю влево, продираясь через чащобные участки, пока лес не кончается и не начинается поле. Коровы, жующие свою жвачку, пустыми глазами смотрят, как я пролетаю мимо. Я добираюсь до дома быстрее Генри. Берни Косара нигде не видно. Я врываюсь в дверь и останавливаюсь как вкопанный. Дыхание застревает в горле. За кухонным столом перед открытым лэптопом Генри кто-то сидит, и я тут же думаю, что это один из них. Они переиграли меня, сделали так, что я оказался один, без Генри. Человек за столом оборачивается, и я сжимаю кулаки, готовый драться.

Но это Марк Джеймс.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

— Я пытаюсь понять, что происходит, — отвечает он, и в глазах у него явный страх. — Кто ты, черт возьми?

— Ты это о чем?

— Смотри, — говорит он, показывая на экран компьютера.

Я подхожу к нему, но смотрю не на экран, мои глаза уставились на белый листок бумаги рядом с компьютером. Это точная копия листка, который лежит у меня в кармане, только бумага толще, чем факсовая. А потом я замечаю кое-что еще. Внизу совсем мелко от руки написан телефонный номер.

Но ведь не могут же они ожидать, что мы им позвоним? «Да, это я, Четвертый. Я здесь и жду вас. Мы десять лет от вас бегали, а теперь, пожалуйста, приходите и убейте нас, мы не станем драться». Это полная бессмыслица.

— Это твое? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит он. — Но экспресс-почта UPS доставила это, как раз когда я пришел. Я показывал твоему отцу видео, а он прочитал это и выбежал из дома.

— Какое видео? — спрашиваю я.

— Смотри, — говорит он.

Я смотрю в компьютер и вижу, что открыт YouTube. Он нажимает кнопку проигрывания. Это плохого качества видео, словно отснятое мобильным. Я сразу узнаю дом, спереди охваченный огнем. Камера трясется, но все равно слышен лай собак и приглушенные всхлипы в толпе. Потом кто-то выходит из толпы, обходит дом сбоку и идет к задней его части. Объектив камеры переводится на заднее окно, из которого доносится лай. Лай прекращается, и я закрываю глаза, потому что знаю, что будет дальше. Проходит примерно двадцать секунд, и в тот момент, когда я вылетаю из окна с Сарой в одной руке и с собакой в другой, Марк включает паузу. Камера дает крупный план, и наши лица узнаются безошибочно.

— Кто ты? — спрашивает Марк.

Я игнорирую его вопрос, и сам спрашиваю.

— Кто это снял?

— Понятия не имею, — отвечает он.

Перед домом из-под колес пикапа летит гравий, когда подъезжает Генри. Я стою, и мое первое побуждение — бежать, выбраться из дома и вернуться в школу, где, как я знаю, Сара будет долго проявлять фотографии — до ее экзамена на права в полпятого. Ее лицо на этом видео так же отчетливо видно, как и мое, и это ставит ее в такую же опасность, как меня. Но что-то удерживает меня от побега, вместо этого я перехожу на другую сторону стола и жду. Дверь пикапа захлопывается. Генри входит в дом через пять секунд, перед ним врывается Берни Косар.

— Ты мне солгал, — заявляет Генри, стоя в дверях, у него каменное выражение лица и сжаты челюсти.

— Я лгу всем, — отвечает я. — Научился этому от тебя.

— Мы не лжем друг другу! — кричит он.

Мы не отрываясь смотрим друг на друга.

— Что происходит? — спрашивает Марк.

— Я не уеду, не найдя Сары, — говорю я. — Она в опасности, Генри!

Он качает головой.

— Сейчас не время сентиментальничать, Джон. Ты что, не видишь этого? — восклицает он, идет через комнату, поднимает листок и начинает размахивать им передо мной. — Откуда, черт побери, ты думаешь, это пришло?

— Что, черт возьми, происходит? — почти вопит Марк.

Я игнорирую бумагу и Марка и смотрю в глаза Генри.

— Да, я видел это и поэтому должен вернуться в школу. Они увидят ее и будут охотиться за ней.

Генри начинает двигаться по направлению ко мне. После его второго шага я поднимаю руку и останавливаю его, примерно в трех метрах от себя. Он пытается идти дальше, но я удерживаю его на месте.

— Мы должны убираться отсюда, Джон, — говорит он подавленным, почти умоляющим голосом.

Держа его на расстоянии, я иду в направлении моей комнаты. Он больше не пытается сдвинуться с места. Он ничего не говорит, стоит и смотрит на меня с болью во взгляде, взгляде, от которого мне становится так плохо, как никогда прежде. Мне приходится отвести глаза. Когда я подхожу к своей двери, наши взгляды снова встречаются. Его плечи ссутулились, руки висят, как будто он не знает, что ему с собой делать. Он просто смотрит на меня, и у него такой вид, будто он может расплакаться.

— Извини, — говорю я, получая тем самым фору, поворачиваюсь, бегу через свою комнату, хватаю из ящика комода нож, которым чистил рыбу, когда мы еще жили во Флориде, выпрыгиваю в окно и бегу в лес. Сзади я слышу лай Берни Косара — и больше ничего. Я пробегаю километра два и останавливаюсь на большой поляне, где мы с Сарой делали снежных ангелов. Наша поляна, как она ее называла. Поляна, на которой летом мы бы устраивали пикники. Боль у меня в груди при мысли, что меня здесь летом не будет, такая сильная, что я сгибаюсь и стискиваю зубы. Если бы я только мог ей позвонить и предупредить, чтобы она выбиралась из школы. Мой телефон и все, что я взял с собой в школу, осталось в шкафчике. Я уберегу ее от беды, потом вернусь к Генри, и мы с ним уедем.

Я поворачиваюсь и бегу к школе, бегу так быстро, как только позволяют мои легкие. Я прибегаю, когда со стоянки начинают уходить автобусы. Я наблюдаю за ними с опушки. Перед школой стоит Хоббс и вымеряет большой лист фанеры, чтобы закрыть окно, которое я разбил. Я замедляю дыхание, делаю все, чтобы прояснить свой ум. Я смотрю, как выезжают машины, пока их не остается совсем мало. Хоббс закрывает окно и уходит в школу. Интересно, предупредили ли его насчет меня, проинструктировали ли звонить в полицию, если он меня увидит. Я смотрю на свои часы. Хотя еще только 3:30, но кажется, что темнота наступила быстрее, чем обычно, это густая темнота, тяжелая, обволакивающая. На стоянке включились фонари, но и они кажутся тусклыми и какими-то недоделанными.