Ловец человеков - Надежда Попова Страница 62

– Велел по всему замку расставить бочонки с маслом, – все более хмуро продолжал Мейфарт. – Я пытался спорить, но что он тогда учинил… А молодые и рады стараться. Еще неделю назад я бы каждому из них пояснил, что к чему, однако сейчас боюсь даже сделать им замечание по поводу слабо затянутого ремня. Сейчас, если вы войдете в жилую башню дальше, вы увидите этот ужас – по всем коридорам бочонки, в комнатах, в опасной близости у факелов… Всё, что я смог, это затушить половину из них в коридорах, почти все – в комнатах; и до самых краев в бочки под ними воды долить. А только все равно – если снять факел со стены да разбить один бочонок или просто швырнуть этот факел в одну из комнат…

Мейфарт обреченно махнул рукой, и Курт с тяжким вздохом молча кивнул.

– Не знаю, входит ли это в ваши обязанности, – продолжил капитан, глядя в узкое окно напротив, – но надеюсь, что теперь вы мне поможете, – я уже выдохся разрываться между надвратной башней, замком и господином бароном…

– В мои обязанности входит все, что в моих силах, капитан… – уже привычно отозвался майстер инквизитор, закрывая глаза.

От несытного, безвкусного, но все же обеда, от пусть относительного, но все же покоя, наступившего после долгой беготни и скачки, Курт осоловел, начиная ощущать всю ту усталость, что накопилась в теле за эти вот уже вторые сутки. Уже почти начав засыпать прямо за столом, сидя, он почувствовал руку на плече и воззрился на Мейфарта, с усилием разлепив глаза.

– Сперва отдохните, – предложил тот сочувствующе. – Я вижу, вам совсем нехорошо, и думаю, что пара часов сна…

– Нет, – возразил он, поднимаясь рывком, чтобы снова не дать себе разнежиться. – Не буду. Не так уж сильно я устал, просто привычки нет. Втянусь, ничего.

– Уверены?

– Да. Старый добрый способ – ведро холодной воды… – Курт криво усмехнулся, пожав плечами. – Руководство по ведению допроса утверждает, что это способно сбивать сон в течение трех дней. Вот и проверим…

* * *

Трех дней господин следователь не продержится – это он понял уже к вечеру, когда, стоило лишь приостановиться в неподвижности, сон накатывал вмиг, проносясь многочисленными событиями в одну краткую секунду. Таких коротких снов Курт увидел уже несметное множество и боялся присесть, чтобы не утратить над собой контроля.

Сейчас он и Мейфарт курсировали по одному и тому же маршруту: верхняя комната замка (вопрос Вольфу – все ли в порядке, тяжкий вздох и кивок), после – коридоры (встреча с кем-либо из стражи, лицо кирпичом, холодок промеж лопаток, проверка цельности бочек с маслом и смолами), затем комната барона (осторожно, в скважину – убедиться, что жив и в себе, либо же попросту постучать и поинтересоваться, не обращая внимания на недовольное бухтение старика), затем двор, затем стены и, наконец, надвратная башня. К концу дня Курт изучил замок, наверное, не хуже капитана, проведшего здесь, почитай, всю свою жизнь, и успел возненавидеть каждый закоулок каменной громады.

Когда до слуха долетал очередной возглас из-за стены, в голове вспыхивала фраза из труда какого-то не то философа, не то историка – «umpsisse probra, deinde saxa, postremo ferrum» [60]. Самым раздражающим было то, что Курт никак не мог вспомнить, где и когда это было прочтено, и временами начинало казаться, что всего его прежнего бытия не было вовсе, что все это было лишь сном, и каждый день своей недолгой жизни он провел вот так, меряя шагами двор и коридоры замка…

Когда солнце опускалось к горизонту, крестьянские крики из-за стен стали казаться уже чем-то привычным, как карканье ворон на кладбищах, уже не пугали и вызывали только тихое раздражение. Лишь изредка, задержавшись на башне (все же за дозорным нужен был пригляд – снизу все продолжали поступать крамольные понукания сородичей), когда Курт ловил взгляд одного из них, становилось не по себе, стоило лишь вообразить тех же людей, не отделенных от него стенами и высотой. Тогда он начинал мысленно молиться – искренне, с душой – о том, чтобы отец Андреас поспешил, а те, чье появление здесь должно остановить это безумие, не мешкали, поняв по его путаным и не во всем верным объяснениям, что их присутствие в Таннендорфе необходимо и неотложно…

Ближе к ночи толпа у стен поредела; вероятно, в планах пивовара наступила пора раздумий, а без очередного подстегивания крестьяне не могли долго заниматься столь малосмысленным делом, как топтание у неподвижной решетки замка. Сам Каспар не появился ни разу, сколько Курт ни высматривал его среди людских лиц. Постараться объяснить им, что происходит, во что они втянуты, – эта мысль родилась и умерла, не прожив и двух мгновений; кроме очередного унижения и еще большего раззадоривания толпы, ничего эта попытка не дала бы. Курт ограничился тем, что потихоньку, к слову, ненавязчиво, постарался объяснить это дозорному, который пока, надо отдать ему должное, держался стойко, игнорируя просьбы впавшей в исступление старушки-матери у ворот. Когда вопли бабки в растрепавшихся одеждах стали вызывать глухое бешенство даже у майстера инквизитора и он предложил солдату покинуть пост – отдохнуть, тот покосился с настороженностью и демонстративно отошел от края башни к противоположному ряду зубцов, где голоса искусителей были менее слышны.

В очередной раз наворачивая круг по поместью и чувствуя себя усталым сторожевым псом, Курт подумал о том, как было бы удобно иметь пусть не голубиную, а хоть собачью, кошачью, да пускай и мышиную почту, чтобы не шататься от стены к покоям барона и обратно, а послать капитану записку с кратким текстом «как обстановка?» и получить ответ «все в порядке» или что там ответит капитан, по ситуации…

С наступлением ночи бороться со сном стало труднее; Мейфарт, когда Курт пересекался с ним в коридорах или во дворе, выглядел чуть, но все же лучше – то ли привычка сказывалась, то ли тот факт, что ему не приходилось в дополнение ко всему гонять в соседнее графство и обратно. Когда стало уже невмочь и глаза начинали закрываться на ходу, Курт остановился у колодца в хозяйственном дворе, разоблачился до пояса и окатился водой. Легче стало не сильно и ненадолго, и он подумал невольно о том, как можно выносить такое, когда просто стоишь среди полутемного подвала, ни на что не имея возможности отвлечься, созерцая каменную стену перед собой – и больше ничего…

Сильно поредевшая толпа за стенами теперь состояла человек из двадцати самых упорных; в эту игру в осажденный замок они вовлеклись совершенно, разложив несколько костров и, кажется, устроив округ них поздний ужин. В оружейной барона, бесспорно, все еще можно было найти пару арбалетов, дабы проредить бунтовщиков еще более, однако Курт понимал, что любые силовые действия со стороны осажденных послужат сигналом к началу самого подлинного штурма. Да и дозорный на башне после такого вряд ли станет и далее противиться увещеваниям родичей. Даже если устранить его, то на территории замка оставались еще двое, имеющие возможность нанести удар исподтишка, – где сейчас хоть один из них, не мог сказать с уверенностью ни Курт, ни, наверняка, Мейфарт. И даже с их исчезновением легче не становилось: если вдруг крестьянам с той стороны придет в голову начать долбить стену, обитателей замка попросту не хватит на весь периметр. Это – кроме того, что пивовар вряд ли изберет столь нелегкий и слишком уж примитивный способ проникновения; уж он-то измыслит что-либо более изощренное. Возможно, даже смекнет, как разрушить кладку, если выяснится, что попытки уговорить дозорного тщетны…