Веревочник - Питер Дикинсон Страница 62

— Наверное, ты права…

— Хорошо. Тогда отвлеки Калико кусочком сахара…

Когда лошадь потянулась за сахаром, Тилья провела рукой по крылу. Она ощутила поток магии, прошедший сквозь нее, и на землю упали два золотых пера. Тилья подняла их, размотала с мизинца волос Веревочника и обвязала им перья.

Калико слизнула последние крошки сахара и оглянулась. На ее морде появилось такое озадаченное выражение, что Тилья расхохоталась:

— Не понимает, куда девались ее крылья. Она чувствует, что-то изменилось, но не знает что. Держи перья.

— Зачем?

— Давай отведем ее в стойло, и я тебе расскажу. Они уселись рядышком на сеновале. Сестры так много времени провели в разлуке, что теперь им хотелось быть как можно ближе друг к другу.

— Это перья птицы Рух, — объяснила Тилья. — Она дала их мне, чтобы Веревочник мог помочь мальчикам перелететь через лес. У него бы ничего не получилось, если бы я их нашла или украла. Рух — волшебная птица, волшебная от природы, как единорог. И теперь я отдаю эти перья тебе, потому что когда-нибудь они опять понадобятся. Надеюсь, ни тебе, ни твоей дочери, ни ее дочерям и внучкам не придется воспользоваться ими. Но когда-нибудь кто-то из рода Урласдотеров снова отправится в Империю просить Веревочника помочь Долине, как мы просили Фахиля.

Поэтому ты должна бережно хранить эти перья и передать их своей дочери, поведав историю, которую ты слышала вчера. Я расскажу ее тебе еще раз, потому что ты почти все время спала.

Я видела, как Веревочник превратил Калико в крылатую лошадь, но не знаю, каким образом он это сделал. Наверное, той Урласдотер, которой придется лететь в Империю, подскажут сами перья и волос Веревочника. Ее руки будут знать, что делать. Скорее всего, лучше делать это в лесу, потому что там есть магия. Ей понадобится лошадь, и еще там должен быть мужчина или мальчик из Нортбека. А потом… Я точно не знаю… Наверное, она должна собрать из леса всю магию, пропустить ее через свои руки и вложить в перья, держа их по бокам лошади. В этот момент она должна произнести имя Веревочника. Рамдатта. Это тайное имя. Его не должен знать никто, кроме той, к кому перейдет Вудбурн.

— Рамдатта?

— Да. Ты все поняла?

— Да. Это важно. Ради Долины.

— Правильно.

Когда они вышли из конюшни, уже рассвело. Со стороны леса медленно брели к ферме два человека: костлявая старуха и высокий худой старик. Она хромала, тяжело опираясь на руку старика, а он шел как слепой.

Увидев их, Анья подбежала к воротам фермы и начала по ним карабкаться. Забравшись на них, она обернулась к дому и радостно крикнула:

— Просыпайтесь! Все просыпайтесь! Мина вернулась!

Анья спрыгнула по другую сторону ворот и бросилась через поле к бабушке.

По безлюдному краю шла женщина и вела за собой хромую клячу. Дома были брошены и сожжены, поля почернели от горелых колосьев. Повсюду смердели незахороненные тела людей и животных. Перед ней вставала темная стена леса и остов сгоревшей фермы.

Саранья вернулась домой. В Вудбурн.

Шесть лет назад она ушла, поклявшись, что никогда не вернется. Пять лет она прожила за Восточной пустыней и была рабыней воеводы до тех пор, пока не убили его и двоих детей, которых она ему родила. На него напала армия его родного брата. В неразберихе сражения ей удалось незаметно сбежать. Она шла всю ночь, в темноте не зная, куда направляется. Когда рассвело, Саранья увидела, что находится в пустыне.

Шесть лет назад она чуть не умерла, пересекая ее, хотя тогда несла с собой воду и пищу. Сейчас у нее не было ничего. Но она не повернула назад. Лучше умереть, чем продолжать жить в рабстве. На этот раз пустыня, казалось, сама помогала ей. Она обрушила на Саранью два ливня и привела к заброшенному колодцу, где скопилось достаточно воды. Неподалеку Саранья нашла колонию птиц, которые устроили себе гнезда прямо на песке. Набрав яиц и воды, она прошла Восточную пустыню.

Увидев, что произошло в Долине, она поняла, что должна узнать, осталось ли что-нибудь от Вудбурна.

Осталось немного. Полуобвалившаяся труба и недогоревшие стропила. Саранья крикнула. Никто не ответил. Братья, должно быть, мертвы или сражаются со всадниками. Мать и ее сестра, наверное, скрываются в лесу.

Саранья потрогала ногой давно остывшие угли. Она не имела права плакать. По собственной воле она обрубила все, что связывало ее с Вудбурном.

В золе что-то блеснуло. Саранья нагнулась и подняла два золотых пера, связанных красноватым волосом. Она провела по ним пальцами и вспомнила эту глупую сказку, в которую никогда не верила. Саранья думала, мать рассказала ее, чтобы на всю жизнь приковать к Вудбурну. А все оттого, что когда-то Саранья совершила ошибку, признавшись, будто иногда слышит кедры.

Тяжело вздохнув, она повернулась к кляче, которая со вчерашнего дня плелась за ней. Лошадь не могла найти ни еды, ни хозяина и просто прибилась к единственному живому существу, которое увидела. Саранья не гнала ее, потому что это свежее мясо, которое не надо тащить на себе.

— Лошадь есть, — хрипло сказала Саранья. — Теперь не хватает только парня из Нортбека.

Она оглянулась. Тяжело опираясь на посох и прихрамывая, к ней приближался человек. Дожидаясь его, Саранья бездумно пропускала перья сквозь пальцы. Вдруг она почувствовала, что ее руки наполнило странное тепло. Перья и волос, казалось, светились изнутри.

Человек подошел к ней. Это был мужчина около сорока, худой, темноволосый. Левую ногу перевязывала окровавленная тряпка.

— Рибек Ортальсон, — сказал он.

— Саранья Урласдотер. Подержи-ка голову этой кляче. — Она обошла лошадь и встала сбоку. — Не представляю, как это работает. Затем прошептала имя: — Рамдатта.

Ее руки знали, что делать.