Башня Королевской Дочери - Чез Бренчли Страница 62

Схватившись за зубцы стены и глядя вниз, превозмогая страх высоты, Джулианна раздумывала над увиденным, как недавно раздумывала о нападении, выискивая цель, смысл и значение действия, поначалу казавшегося бессмысленным и хаотичным. Сперва ей показалось, что огоньки на равнине снуют туда-сюда без всякого порядка: у реки огоньков и теней не было чётких очертаний, у неё, как и у всякой реки, было единое течение, и текла она на север, прочь от замка. На глазах у Джулианны отступала целая армия, отступала не поспешно, не спасаясь бегством — нет, ровным походным шагом.

Значит, осады не будет. Нападавшие намеревались захватить замок с налёта. Небольшая группа должна была вскарабкаться по северному склону утёса, а потом по откосу и по внешней стене, пробиться к воротам и впустить главные силы. И это должно было случиться в полночь, пока братья стояли на молитве, а стражники утратили бдительность…

Потерпев поражение, армия стала отступать. Командующий оказался умным человеком и решил не рисковать и не импровизировать на ходу. Джулианна не сомневалась, что её отец одобрил бы его действия. Да и сама она считала, что так все и должно быть. Составь план, ударь, удержи крепость, если побеждаешь, и отступи, если проигрываешь, чтобы потом придумать новый план. Джулианна от души надеялась, что на этот раз армия нападёт на какое-нибудь другое место. Захватив Рок-де-Рансон, шарайцы смогли бы удерживать его не меньше времени, чем искупители. Это подорвало бы северную границу Чужеземья и лишило бы его защиты. Таллис оказался бы открытым для набегов или чего-нибудь худшего, Элесси был бы потерян… Это могло означать для Королевства медленную смерть — а может быть, и не такую уж медленную. Рок был ключом, по крайней мере так казалось Джулианне в эту ночь, а если ключ повернуть в замке…

Хотя прежде ей не приходилось путешествовать по Святой Земле, не говоря уже о том, чтобы жить в ней, она оставалась дочерью своего отца и унаследовала его беспокойную любовь к стране. Этой ночью она словно наяву увидела, как шарайская орда сметает все на своём пути, от Таллиса до Лёсс-Арвона и загадочного Сурайона, как она приходит к воротам Аскариэля — воротам, которые некому больше защитить. Воцаряется ужас, горе, кровь и жестокость; и все это из-за крохотной точки на карте, из-за одной крепости, потерянной страной, в которой есть сотни и тысячи других крепостей и замков.

Да, Рок был не обычным замком, и, наверное, именно поэтому шарайцы пришли сюда такой армией, положившись на удачу. Именно поэтому король отдал Рок под защиту искупителей — лучших бойцов, собиравшихся в большие отряды ради того, чтобы оберегать, наблюдать и всегда быть готовыми к бою.

Оберегать и наблюдать, сражаться и молиться — молитва не шла из головы у Джулианны. В своём плане шарайцы не забыли о молитвенных часах. Для того чтобы рассчитать нападение во время молитвы, нужен был изощрённый холодный ум. Про шарайцев так и говорили: они хитры и холодны, они всегда держат нож за пазухой. Кочевники пустыни, вынужденные противопоставлять эти качества своей дикой горячей родине.

А ещё они были терпеливы. Джулианна стояла и смотрела, как уходят, исчезают в полной тишине тени и огоньки, и знала, что они вернутся снова. И снова, и ещё раз, и так до тех пор, пока Чужеземье не лопнет, пока ему не настанет конец. Даже отец Джулианны не верил, что шарайцев удастся сдерживать вечно.

Джулианна забыла о страшной высоте. Теперь ей хотелось стоять час, два — сколько понадобится, пока шарайцы не исчезнут за горизонтом и заря не поглотит свет их факелов. Но с минуты на минуту на стене могли появиться люди — монахи, чтобы убрать тела, магистры, чтобы увидеть, как отступает враг. Джулианна всё ещё надеялась обойтись без встречи с ними, без холодных слов и возвращения в комнату. К тому же внизу, под стеной, всё ещё сидела Элизанда, а её не следовало оставлять одну надолго — Джулианна и так потратила много времени на наблюдения.

Бросив на равнину последний взгляд, Джулианна повернулась, собираясь уходить. Она посмотрела, как пройти мимо лежащих на стене убитых и раненых, как вдруг один из них встал и преградил ей путь. Его зубы поблёскивали сквозь бороду, в руке мерцал кинжал, а глаза казались белыми и блестели в лунном свете. Вся его фигура говорила о боли и о решимости заработать себе место в раю, убив ещё хотя бы одного неверного.

Джулианна все ещё сжимала в руке рукоять кинжала, но внезапно забыла, что с ним делать. Её искусство ей изменило. Она неподвижно стояла перед шарайцем, даже не опустив подбородок, чтобы не так легко было нанести удар, и прощаясь с отцом, со всеми его замыслами и с собственными навязчивыми страхами. Меч начал падать, и она почувствовала нечто вроде облегчения, неожиданно подаренной свободы.

И тут она полетела назад, потому что воздух вдруг загустел и отшвырнул её, словно ударив тугим кулаком. Джулианна влетела в амбразуру — от падения в пропасть её отделяла площадка шириной всего в ладонь, — задохнулась от ужаса и изо всех сил вцепилась в зубец, чтобы удержаться. Умирать ей всё-таки не хотелось, по крайней мере таким образом, и она замерла на месте, тяжело дыша и глядя во все глаза.

Перед ней крутился вихрь, сотканный из света и тьмы, похожий на чёрную верёвку, которая поглощала лунный свет и блестела золотом. Вихрь чуть наклонился и остановился в воздухе между девушкой и шарайцем.

Джулианна сразу поняла, что это, однако не могла оторвать глаз, поражённая его появлением и не находя в себе сил для благодарности.

Шараец тоже знал, что это такое. Он выпустил меч, упавший со стуком, невероятно громким в наступившей тишине, и задержал дыхание. Джулианна тоже не дышала, а джинн — что ж, если эти существа и умели дышать, девушке об этом слышать не доводилось.

Шараец упал на колени и издал не вздох — стон боли. «Хватит, оставь его, он мне больше ничего не сделает», — подумала Джулианна. И только тут поняла, как удивлена этой своей мыслью, только тут осознала, что джинн следил за ней и защищал её даже от её собственной глупости.

Джинн — она помнила его имя, Шабан Ра-исс Халдор — либо не слышал её невысказанных мыслей, либо не обратил на них внимания. Он медленно двинулся с места и полетел, почти поплыл по воздуху, двигаясь против ветра и явно имея определённую цель. С жестокой медлительностью он приблизился к шарайцу, в ужасе выпучившему глаза. Человек поднял руки («Не надо — подумала Джулианна, — не трогай его!» Она помнила, что случилось с мальчиком, который притронулся к джинну и потерял руку от прикосновения к живому вихрю) и открыл рот, пытаясь не то закричать, не то просто разорвать тишину хоть каким-нибудь звуком. Это ему не удалось.

Джинн едва коснулся его груди самым кончиком своего тела-вихря, и этого оказалось более чем достаточно. Джулианна услышала треск рвущейся материи, скрип и хлопок, заметила обнажённую блестящую кость, а затем увидела хлынувший на землю тёмный поток. Человек подпрыгнул, нет, взлетел от этого прикосновения, и на мгновение его распростёртое тело зависло, распятое в воздухе.

Потом шараец упал, ударился о зубец и полетел дальше вниз. Джулианна не стала смотреть, как он покатится по крутому обрыву у крепости, а потом вновь полетит вниз и в конце концов очутится на равнине. Несомненно, он умер ещё прежде, чем начал падать. На месте его сердца осталась рваная дыра, а лёгкие все ещё работали, хотя окружавшие их рёбра торчали в стороны, словно растопыренные пальцы.