Хроники ведьм. Наследство колдуньи - Мирей Кальмель Страница 62

— Луи часто говорит глупости. Ваша сестра милосердна и сострадательна, вот и все. Разве не этому вас учили в Сен-Жюс де Клэ?

Франсуаза потупилась. И тогда самая младшая из девочек, до сих пор молчавшая, решилась задать вопрос:

— А правда, что Альгонда — простая служанка?

Ее сестры с любопытством уставились на Сидонию. Та откашлялась, чтобы выиграть время. Как объяснить, какие выбрать слова? Наконец она встала и строго посмотрела на падчериц.

— Не знаю, где вы собираете все эти сплетни, кузины, но мне неприятно это слышать. Если кто-то из вас еще раз нелестно отзовется о Елене, то будет наказан — вместо того, чтобы отправиться с отцом и братьями в Романс, останется дома.

— О нет, прошу вас, не надо! — взмолилась Изабелла, бросая на младшую сестру грозный взгляд.

Сидония сказала со вздохом:

— Выбрать себе супруга не так легко, как кажется. Многие на месте вашего отца навязали бы вам в мужья самого богатого и знатного. Мой вам совет, кузины: выберите того, кто будет любить вас всем сердцем.

На глаза у нее навернулись слезы. Оставив их заканчивать туалет, она грациозным жестом приподняла скользящую по паркету юбку и удалилась в музыкальный зал в надежде, что песни менестреля развеют ее тоску.

Заброшенная пустынь находилась в самом сердце леса Кульм. Там было тихо и пустынно — именно такое место Жак де Сассенаж и искал. Звук шагов по плиточному растрескавшемуся полу эхом отдавался под низкими позеленевшими сводами святилища, поэтому, вздумай кто-то пойти за ними следом, они бы об этом сразу же узнали. Напряжение, которое сводило ему плечи с того самого разговора с Мартой, чуть отпустило. Барон Жак еще раз выглянул в коридор, дабы убедиться, что там никого нет, затем закрыл за собой массивную, обитую гвоздями дверь. Они оказались в маленькой комнатушке без окон — одной из трех, которые сохранили жилой вид, в отличие от остальных помещений, за многие годы колонизованных насекомыми и растительностью. Местные жители наведывались сюда крайне редко, если не считать воров и разбойников. Поэтому, если в окрестностях случались ограбления или вооруженные нападения, Прево со своими людьми в первую очередь заглядывал сюда.

Прево и порекомендовал Жаку де Сассенажу это место, когда проблема с волками была улажена. «Про эту пустынь давно забыли и Бог, и дьявол!» — были его слова. Барон Жак именно в таком месте и нуждался.

Он остановился в мигающем свете фонаря, который Прево отвязал от своего седла и передал ему перед тем, как уехать обратно в деревню. Барон зажег его и пригласил своего младшего сына Франсуа и друга Эймара де Гроле проследовать за ним в полуразрушенное здание пустыни.

Оба его спутника с серьезными лицами ожидали, когда же он заговорит. Эймар де Гроле стоял, прислонившись спиной к стене, чуть согнув ноги и упираясь в поросший мхом пол подошвами сапог. Руки он скрестил на груди. Франсуа присел на старый деревянный табурет, сплошь источенный жуками. Рядом с ним валялся древний, набитый соломой матрас, в котором подрастал выводок крошечных мышат.

— Вы наверняка спрашиваете себя, что мне взбрело в голову и зачем я привез вас сюда, — начал Жак, устремляя взгляд на облупленное распятие, висевшее на ржавом гвозде на стене, прямо над головой его сына.

От этого распятия расходилось звездами тончайшее кружево огромной паутины, протянувшейся через весь сводчатый потолок.

— Наверняка с вами, друг мой, приключилась какая-то неприятная история, — отозвался Эймар.

Жак кивнул.

— Хуже и быть не может. В моем доме поселился дьявол.

Франсуа вздрогнул.

— Что вы такое говорите, отец?

— Правду, сын. Я сражался с ним, а потому знаю, каков он и на что способен.

Эймар нахмурился, и густые прямые брови его сошлись в одну темную черту. Он промолчал. Барон Жак был его закадычным другом, поэтому он ни на мгновение не усомнился ни в его храбрости, ни в том, что он пребывает в здравом уме.

Франсуа переводил испуганный взгляд с отца на его друга и обратно. Жак подошел к нему и погладил по плечу.

— Все, о чем я вам сейчас расскажу, должно оставаться тайной. Кроме вас никто не должен это знать.

Франсуа поднял голову и посмотрел на отца. Он был белый как полотно.

— И даже Луи?

— Особенно Луи.

— Но ведь он — старший, — возразил Франсуа. Он не чувствовал в себе достаточной силы, чтобы сразиться с дьяволом, даже если отец его об этом попросит.

Жак вздохнул и сказал:

— Луи слишком резкий и бескомпромиссный. Он не смог бы смириться с существующим положением вещей, если бы узнал правду. И наверняка постарался бы, не сообщая мне, что-то предпринять, поставив под угрозу нас всех.

— Даже если сам дьявол перешел тебе дорогу, Жак, ты можешь на меня рассчитывать! — сказал Эймар де Гроле, ударяя себя кулаком в грудь.

Барон поблагодарил его невеселой улыбкой и снова обратился к сыну:

— Ты помнишь свою мать?

— Почему ты спрашиваешь, отец? При чем тут она?

Жак сделал пару шагов назад, чтобы лучше видеть лица обоих своих собеседников. Он прекрасно знал, что Эймар боготворил Жанну де Коммье, но, узнав о том, что они с Жаком любят друг друга, отступился и стал для нее верным другом.

— Нам врали. Все эти годы! И то была страшная ложь!

— Что ты этим хочешь сказать, Жак? — спросил Эймар, у которого при упоминании о Жанне, как обычно, чаще забилось сердце.

Жак на секунду закрыл глаза. Здесь, в месте, освященном многолетними молитвами монахов, услышит ли его дьявол и покарает ли за признание, которое он собирается сделать? Нет! Дьявол остался в Бати и плетет там свои интриги, а ему предстоит найти средство обезопасить от них себя и родных. Голос его понизился до шепота, веки же оставались полуприкрытыми, когда он начал свой рассказ:

— Твоя мать до сих пор жива, Франсуа.

Юноша вздрогнул всем телом. Стул, источенный жуками и избыточной влажностью, не выдержал: ножка отломилась, и Франсуа повалился спиной на пол. Пока он вставал, ругаясь себе под нос, Эймар де Гроле с волнением смотрел в глаза своему другу Жаку.

— Ты хочешь сказать, что это она одержима дьяволом?

Жак печально покачал головой.

— Нет, но от прежней Жанны в ней ничего не осталось. Она сошла с ума.

Пока сын отряхивал брэ от пыли и потирал ушибленное о выступающие края плитки место, досадуя на себя за неловкость и совершенно сбитый с толку словами отца, Жак де Сассенаж рассказал ему и Эймару о событиях последних дней.

* * *

— Перестань немедленно, или меня стошнит! — со смехом вскричала Жерсанда и увлекла дочь обратно к кровати.