Фурия Курсора - Джим Батчер Страница 62

Септимус боялся. Боялся того, что она скажет "нет".

Сердце Исаны готово было разорваться просто от осознания возможности того, что он может быть опечален. Она прикоснулась ладонью к его щеке. Она никогда не обидит его, никогда не причинит боль. Никогда.

И он любил ее. Любил. Она ощущала это в нем — сильнейшее чувство привязанности, которое только росло со временем, откликаясь на те же чувства в ней самой.

Слезы наполнили ее глаза, и она выдохнула, смеясь:

— Да. Да.

Взрыв восторга Септимуса накрыл её потоком, и она бросилась на него, наполнилась им, чтобы целовать его, лицо, и шею, и руки, ощутить его вкус, пить его тепло и красоту.

Рассудок уступил место восторгу и желанию, и руки Исаны двигались как будто сами собой, разрывая его тунику, чтобы она могла пробегать руками, ногтями и ртом по плотным мускулам под ней.

Септимус издал мучительный стон, и она почувствовала как его бедра прижались к её, почувствовала их горячую твердость, прижимающую её так сильно, что она думала, что они, возможно, просто вместе сгорят в пламени.

Он схватил ее лицо обеими руками и пристально посмотрел ей в глаза. Исана видела в них всё, что она уже почувствовал в нем, видела, как сильно он хотел бы просто кинуться на неё, поддавшись охватившим его эмоциям.

— Ты уверена? — сказал он, и его голос был рычащим шепотом. — Ты никогда не делала этого. Ты уверена, что ты хочешь этого сейчас?

Она не могла доверить ответ своим губам, своему языку. Они слишком хотели вернуться к его коже.

Так она сидела и смотрела на него сверху вниз, тяжело дыша, открыв рот и впившись ногтями в его грудь, выгибая спину, опустив бедра назад и вниз, медленным, мучительным движением.

Септимус мог чувствовать ее, как и она его. Слова были не нужны, и в них не было необходимости. Его глаза блестели от голода и желания, и он поднял и опустил ее снова, страстно поцеловав её приоткрытые жаждущие губы.

Его рука скользнула вверх по её ноге, отметая юбки, и внезапно в мире не осталось ничего кроме страсти, ощущений, удовольствия.

И Септимуса.

Гораздо позже они лежали рука об руку, луна уже почти зашла, но до рассвета было далеко. Исана не могла поверить, что это происходит с ней.

Ее руки сжали Септимуса с томным восторгом, чувствуя его тепло, его силу и красоту.

Он медленно открыл глаза, улыбаясь ей, как улыбался лишь он и никто другой, и это заставило Исану почувствовать легкое самодовольство и восторг.

Она закрыла глаза и прижалась щекой к его груди.

— Мой Лорд, любимый мой.

— Я люблю тебя, Исана, — сказал он.

Истинность этих слов звучала в сердце Исаны. Она чувствовала это между ними, текущее, как река, без конца проходящее через них обоих.

— Я тебя люблю, — прошептала она и задрожала в чистом восторге.

— Это… это похоже на сон. Я боюсь, что если я открою глаза, всего этого уже не будет, и я буду одна в моей постели.

— Я не смог бы этого вынести, если это не было по-настоящему, — прошептал Септимус в ее волосы. — Тогда лучше всего тебе оставаться спящей.

(Здесь курсив заканчивается. (И слава Богу!))

Исана открыла глаза и обнаружила, что находится в странной спальне.

Не под луной.

Не молодой.

Не влюбленной.

Не с ним.

Септимус…

Ей и раньше снился это сон — воспоминания сохранились так же хорошо, как цветок, закованный в лед.

Они делали сон настолько реальным, что, находясь в нем, она ни за что бы не подумала, что спит.

Это делало пробуждение мучительно болезненным, так же, как и всегда. Страдание медленно пронзило ее, издеваясь над ней, напоминая о том, что могло случиться, но никогда не случится.

Это было настоящей пыткой — но для того, чтобы увидеть его снова, прикоснуться к нему, она была готова терпеть любую боль.

Она не плакала. С тех пор, когда она позволяла себе это, прошло много времени. Она знала, что воспоминания потускнеют к утру, превратятся в призраков самих себя. Она просто старалась поддерживать эти образы так долго, как только могла.

Открылась дверь, и Исана увидела, как в дверном проеме возник ее брат. Бернард вошел, подошел к ее кровати и улыбнулся ей.

Она постаралась улыбнуться в ответ.

— Бернард, — произнесла она слабым голосом. — Мне бы хотелось вернуться назад на несколько недель и не упасть в обморок в критический момент.

Ее брат наклонился к ней и сгреб в медвежьи объятия.

— Всё образуется, — сказал он ей. — Лорд Церес говорит, что это произошло из-за того, что ты обладаешь настолько сильным даром заклинателя воды, не подкрепленным даром заклинателя металла, что не смогла вынести собственные переживания.

— Лорд Церес, — сказала Исана. — Так вот где я?

— Да, — ответил ее брат. — В его гостевых покоях. Церес предложил гражданам, оказавшимся здесь в ловушке, разместиться в госпитале его Цитадели.

Исана приподняла брови.

— В ловушке? Бернард, что случилось?

— Война, — коротко ответил Бернард. — Лорд Калар идет на Церес со своим войском. И в ближайшее время здесь будет дан бой.

— Глупец, — Исана покачала головой. — Я полагаю, на то, чтобы покинуть это место, времени нет?

— На то, чтобы покинуть его безопасно — нет. — Ответил Бернард. — То, что целью убийц, подосланных Каларом, была ты, не подлежит сомнению, как и то, что в городе достаточно его агентов и дополнительных сил. Безопаснее для тебя будет остаться здесь. Джиральди останется с тобой, как и Линялый.

Исана резко выпрямилась.

— Линялый? Здесь, в Цересе?

Бернард большим пальцем указал себе за спину.

— На самом деле, он в гостиной. И вооружен. И я никогда не видел, чтобы кто-нибудь сражался так, как он.

Бернард покачал головой.

— Я всегда думал, что он — всего лишь опозорившийся легионер.

— Что он здесь делает? — напряженно спросила Исана. — Почему он не с Тави?

Бернард моргнул.

— Тави? Насколько я знаю, Гай забрал Линялого в столицу, чтобы тот был рабом в Академии… — Его озадаченность возросла. — Исана? Ты расстроена…

Исана заставила себя подавить приступ паники, возвращая лицу спокойное выражение.

— Извини… Я просто… Всё в порядке, Бернард.

— Уверена? — Спросил Бернард. — Исана, я… в общем, когда ты сказала мне купить Линялого, я сделал это. И ни разу не спросил, зачем. Я был уверен, что у тебя были на то свои причины, но… — Повисла неловкая тишина и Бернард спросил. — Ты уверена, что ничего не хочешь мне рассказать?