Дети лампы. Книга 1. Джинн в плену Эхнатона - Филип Керр Страница 63

— Их стало больше! — вскрикнула девочка. — Тут крокодил! И кобра! Скорей! Смотри!

— Филиппа, боюсь, я не смогу подойти, — по-прежнему спокойно проговорил Нимрод. — Потому что здесь тоже призрак.

Пятясь, Филиппа все-таки попала в зал и, стремясь скрыться от ужасных животных, спряталась за стеклянную витрину. Отсюда боковым зрением она уже увидела Джона и Нимрода. Они стояли, точно боясь шелохнуться, а перед ними… Сперва девочка решила, что это статуя, сделанная из мерцающего отполированного голубоватого камня. Но вот статуя сделала шаг, другой, и Филиппа с ужасом поняла, что это призрак, такой же фосфоресцирующий и полупрозрачный, как и ее преследователи. Тут она вздрогнула, и волосы на ее голове встали дыбом — в буквальном смысле слова. Филиппа поняла, кто перед ней. Это зловещее удлиненное лицо, эти жестокие миндалевидные глаза, эти мясистые губы, эта безвольно отвалившаяся нижняя челюсть, это характерное пузо обжоры, эти толстенные ноги… разве можно его с кем-то спутать? Это был призрак египетского царя, фараона-еретика, призрак самого Эхнатона.

Джон никак не мог унять дрожи. Эхнатон выглядел куда страшнее Иблиса. Может, оттого что он призрак?

— Джон, спрячься у меня за спиной, — произнес Нимрод. — Ты тоже, Филиппа.

Близнецы повиновались без слов.

— Волноваться особенно нечего, — продолжал Нимрод, — но прошу вас ничего не предпринимать без моей команды.

Он выпрямился и смерил призрака холодным взглядом.

— Как ты попал сюда? — грозно спросил он.

Голос призрака сначала походил на полушепот-полустон-полускрип камешка, раздавленного чьей-то тяжелой поступью. Но с каждым следующим словом он крепчал и в нем появлялись нотки угрозы.

— Ты сам призвал меня, джинн, — сказал призрак Эхнатона. — Твоя джинн-сила привела сюда меня и мою свиту. Уже почти два века я лежу в этом нечестивом месте, лишенный имени и богатств, точно безымянная песчинка в пустыне. Но я всегда знал, что однажды сюда придет джинн, ты или такой как ты. Он придет за этим… — Призрак простер руку к витрине, в которой Нимрод успел проплавить дыру. Но сехем пока лежал на прежнем месте. — За моим царским скипетром и за могуществом, которое в нем заключено. — Мясистые губы призрака чуть раздвинулись, сложившись в отвратительную кривую усмешку. — И вот ты пришел. А я обратил твою собственную джинн-силу против тебя. И вернулся.

— Ты был здесь все это время, и люди не знали, кто ты? — спросил Нимрод, пятясь и прикрывая собой близнецов, поскольку их теснили подступившие совсем близко крокодил с бабуином.

— Именно так. Когда ты извлек себя и этих детей из бутылки прямо под тем местом, где лежит мумия Эхнатона, на мою долю осталось достаточно твоей джинн-силы, и она помогла вызвать мой дух из небытия. Мой и нескольких моих животных.

— Но как ты смог вернуться? — удивился Нимрод. — Ведь джинн не становятся призраками. Разве что… — Нимрод запнулся, — разве что джинн вселился в призрак Эхнатона-человека?

— Наконец-то ты понял, — сказал призрак Эхнатона.

— Начинаю понимать, — уточнил Нимрод. — Значит, музейных сторожей напугала не принцесса Амен-Ра? Это тоже был ты. Но это случилось в тысяча девятьсот десятом году. Что же ты молчал столько лет?

— С тех пор не было возможностей. А тогда здесь проходил тайный спиритический сеанс. Здесь был другой джинн.

— Конечно. Гарри Гудини.

— Он понял, что что-то не так, и не дал мне материализоваться. Ты же пришел не один. Ты привел с собой еще двух джинн. Этого оказалось вполне достаточно. Я вернулся.

— Захватывающая история, — сказал Нимрод. — Сожалею, что после стольких лет ожидания мне приходится так с тобой поступить, но… делать нечего. Тебе пора уйти. — Нимрод взмахнул руками и произнес свое слово-фокус громко, так громко, как никогда прежде:

— ФЫВАПРОЛДЖЭ!!!

Эхнатон рассмеялся:

— Глупый марид. Теперь, спустя тысячи лет, ни одному джинн не совладать со мной в одиночку, — прошипел он. — Зато я знаю много способов завладеть джинн, древних способов, которые тебе в твоей эпохе даже неведомы.

Эхнатон взглянул на бабуина-призрака и скомандовал:

— Баби!

Тот одним прыжком настиг Нимрода и вонзил клыки ему в ногу. Нимрод взвыл от боли и отскочил, но бабуин не отставал и успел укусить его еще раз. Потом, в мгновение ока, он оказался у ног своего зловещего хозяина. Тот подставил ладонь с покрытым иероглифами куском ткани, и — по новой команде — кровь Нимрода капнула с клыков зверя на эту ткань.

— Теперь мне не хватает лишь одного, — с улыбкой произнес Эхнатон. — Твоего древнего или, как теперь говорят, твоего пра-имени.

Ковыляя к двери, чтобы оказаться подальше от близнецов, Нимрод закричал им:

— Бегите! Джон! Филиппа! Бегите!

Но не успели они сделать и шагу, как Эхнатон схватил их своею дланью.

— Скажи свое древнее имя, — велел он Нимроду. — Или я прикажу Баби перегрызть им глотки.

— Дядя, не говори! — крикнула Филиппа, а бабуин сердито залаял в ответ.

И Нимрод не раздумывая произнес свое древнее имя.

Довольно усмехнувшись, Эхнатон ослабил страшную хватку и выпустил близнецов. Затем он взял с постамента большой сосуд, канопу, снял с нее крышку в виде головы бабуина и сунул себе под мышку.

— Бегите, дети, бегите! — проговорил Нимрод, отбиваясь от крокодила и кобры и одновременно стараясь увести Эхнатона подальше от близнецов. — Вы сами с ним не справитесь.

Призрак злобно зыркнул на Джона и Филиппу:

— Я вернусь за вами, когда разделаюсь с ним.

И неспешным шагом он двинулся вслед за Нимродом.

Близнецы переглянулись. Они были в полном отчаянии.

— Мы не можем его бросить, — сказал Джон. — Что будем делать?

Стоявший в дверях Нимрод снова вскрикнул, потому что бабуин-призрак укусил его в третий раз. А Эхнатон меж тем уже навис над ним, и разверстое горло канопы угрожающе зияло в его руках. Нимрод понял, что бороться бесполезно. Злой джинн, вселившийся в человеческий призрак, — враг грозный, почти неодолимый. А Эхнатон, кажется, обладал удвоенной или утроенной силой. Проведенные в гробнице тысячелетия, похоже, нисколько не ослабили его мощи. Нимрод вдруг понял, внезапно и безнадежно, что имеет дело с куда более могущественным противником, чем мог быть сам Эхнатон. Эхнатон и тот неизвестный джинн из клана Ифрит, который вселился в него когда-то, видимо, погибли одновременно, потому что дух их теперь стал един.

Эхнатон приставил горло канопы к голове Нимрода.

— Теперь ты мой раб, — сказал он. — Отныне и во веки веков.

— Бегите! — закричал Нимрод близнецам в последний раз. И этот упреждающий крик тут же перешел в крик боли, потому что клыки бабуина вонзились ему в плечо.