Лазоревый грех - Лорел Гамильтон Страница 64

— Прикосновением своего волка во плоти ты могла быудержать меня, но не на расстоянии. Чем ближе плоть, тем теснее связь и тем онамощнее. Ты уже моя, ma petite, ты не сможешь от меня освободиться.

Глаза начали снова снижаться. Сила Ричарда взлетела надомной мягким щитом. Сила Белль плавала по поверхности этой энергии как лист наозере, и она начала проталкиваться в нее, сквозь нее.

— Помогите! — вскрикнула я вслух — всем и никому.Я ощутила руку Натэниела на своей, и фантомный поцелуй застыл в воздухе,повернулся к Натэниелу. Я ощутила, как она зовет его, и зов отдался рокотом уменя в костях. Леопард был ее первым подвластным зверем. Если она будет владетьмною, она овладеет и моим пардом.

Натэниел протянул свободную руку, будто видел ее.

— Нет!

Я выдернула руку, и когда я прервала физический контакт,Натэниел будто стал для нее менее реальным. Темно-медовые глаза повернулись комне.

— Я получу их всех, ma petite, рано или поздно.

— Нет, — сказала я тихо, потому что думала, чтоона права.

— Ты мне их отдашь, отдашь всех.

Меня пронзило страхом, будто я окунулась в ледяную воду, примысли, что сделает Белль с моим пардом, моими друзьями. Нет, этого я допуститьне могу.

— Так тебя и этак, Белль, и мать твою так же.

Мой гнев, моя злость и страх будто подпитали силу Ричарда.Сладкий щекочущий запах волка стал так густ, будто я завернулась в невидимыймех.

Джип вильнул в сторону. Тут же раздались сердитые вопликлаксонов и скрежет тормозов. Джейсон бросил искать безопасное место итормознул прямо возле разделительной стенки. Натэниела и Калеба отбросило к правойдверце. У меня не было времени волноваться, что оба они, кажется, непристегнуты.

Глаза Белль проталкивались через силу Ричарда. Не безусилий. Он заставлял ее отвоевывать каждый дюйм, но эти горящие глаза, этипризрачные контуры приближались, надвигались... пока я не задержала дыхание —будто из страха, что вдох приблизит ее к моему рту.

Краем глаза я уловила движение. Джейсон протискивался междусиденьями. Он остановил джип и отстегнулся. Просунув руку через призрачноесоздание надо мной, будто видел его, он схватил меня за плечо, и в ту жесекунду во мне взмыл зверь Ричарда. Я всегда думала, что это мой зверь движетсяво мне, но это, что бы оно ни было, было Ричардом, а не мной.

Его волк пролился в меня как обжигающая вода в чашку,заполнил меня до краев, вытеснил леопарда или смерть, пока спина у меня невыгнулась дугой, руки не забились в воздухе, рот не открылся в беззвучномкрике. Я ощущала трение меха внутри себя, крепкие когти, ищущие опоры. Волкрвался на волю.

Белль зашипела, как огромная призрачная кошка. Глазаотодвинулись, паря в воздухе на уровне крыши машины, а Джейсон перетащил меняна переднее сиденье и взял почти на руки. Его близость будто успокоила волка,будто я ощутила, как он сел, тяжело дыша, глядя хищными глазами на то, что парилопод крышей, глядя голодно и надменно. Глаза Джейсона были глазами его волка, исегодня они точно соответствовали его лицу. Но это сила Ричарда, сила СкалыТрона, окружала нас обоих. Никогда я не ощущала в себе зверя Ричарда такплотно. Как будто я сумка, мешок, содержащий его зверя, ощущающий его движения,будто я клетка, из которой ему не вырваться.

Голос Белль снова парил над нами, и теперь он жалил,раскаленный ее гневом.

— Можешь целый день ехать в объятиях своего волка, ноночью все равно будет пир. Мюзетт там будет, и через ее посредство, ma petite,там буду и я.

Мой голос прозвучал на грани рычания.

— Я не твоя ma petite.

— Будешь ею.

И ее глаза медленно растаяли, пока лишь запах роз не осталсянапоминанием, что этот раунд мы выиграли, но будут еще другие. ВоспоминанияЖан-Клода слишком хорошо знали Белль, чтобы думать иначе. Она никогда неоставляет задуманного, если решает овладеть кем-то или чем-то. Белль Мортрешила, что я буду принадлежать ей. Жан-Клод не мог вспомнить, чтобы она хотьраз в подобном случае передумала. Это нечестно: разве не прерогатива леди —передумывать? Хотя, конечно, Белль не совсем леди.

Она — двухтысячелетний вампир, а за ними не водитсясклонности менять намерения, привычки или цели. В прошлый раз, когда одинмастер вампиров прибыл в город и хотел отнять меня у Жан-Клода, для меня этокончилось недельной комой, Ричарду порвали горло, а Жан-Клод чуть не погибпо-настоящему. Все время вампиры стараются либо убить меня, либо завладетьмной. Видит Бог, не нужна мне такая популярность.

Натэниел достал запасной крест из «бардачка». Я всегда вожус собой запасные кресты, как запасные патроны: если при охоте на вампира у тебякончится то или другое, ничего хорошего не будет. Исключительно тупостью можнобыло объяснить, что я повесила кресты в «Цирке проклятых», но не на себя.Бывают дни, когда я действительно туго соображаю.

Я снова сидела на переднем сиденье, но меня трясло. Нет, этоне совсем то слово. Руки дрожали мелкой дрожью, мелкие мышцы тела подергивалисьне в такт. Мне было холодно, а ведь стоял один из прекрасных осенних днейяркий, светлый и в то же время мягкий. Мы ехали под умытым синим небом, подсолнцем, а я мерзла — тем холодом, от которого не спасет никакое количествоодеял.

Натэниел свернулся у меня на коленях, как живое одеяло,втиснулся между моими ногами и полом. Я было поворчала, насколько это опасно,но не слишком жаловалась. Столько времени я провела только что в шоке, что надобыло это подлечить. Деревья вдоль сорок четвертого шоссе расступались иногда,открывая дома, а иногда — бывшие школы, переоборудованные в жилые дома, церкви,здания непонятного назначения, но старые, усталые от жизни. Ладно, последняяхарактеристика, быть может, относится только ко мне.

Я гладила Натэниела по голове, гладила и гладила теплый шелкего волос. Эта голова лежала у меня на коленях, руки обнимали за талию, теловтиснулось между моих ног. Иногда Натэниел наводит меня на мысли о сексе, ноиногда, как сейчас, только об утешении. О близости. Обычно с людьми так неполучается, потому что они думают о сексе. Вот почему, мне кажется, такраспространены собаки. Пса можно тискать сколько захочешь, и он не станетдумать о сексе или вламываться в твое личное пространство, разве что когда тыешь. И не станет ломиться в твою жизнь ради объедков, если его не приучили кэтому. Но это же собака, а не личность в меховом костюме. Сейчас мне нужен былдомашний зверь, а не личность. Натэниел умел быть и тем, и другим. Неловкопризнавать, но это так.

Джейсон вел машину, Калеб сидел одиноко на заднем сиденье.Все молчали. Я так думаю, никто не знал, что говорить. Я хотела, чтобы Жан-Клодпроснулся. Хотела рассказать ему, что сделала Белль. И рассказать, что есть ипомимо четвертой метки способ не дать ей сделать чего-нибудь еще. Четвертаяметка сделает меня нестареющей и бессмертной — пока жив Жан-Клод. Теоретическион может жить вечно, и я с четвертой меткой тоже смогу. Так почему же я от неедо сих пор отказываюсь? Прежде всего это меня пугает. Будучи христианкой, я немогу сказать, как я отношусь к идее жить вечно. То есть как же Бог, и небо, исуд? Что это будет значить теологически? А на более бытовом уровне: насколькоэто привяжет меня к Жан-Клоду? Он уже и без того может вторгаться в мои сны,так что же будет, если я сделаю последний шаг? Или отказ от последней метки —это еще один способ не отдавать себя никому до конца? Может быть. Но еслиединственный способ не дать Белль мною овладеть — это отдать себя Жан-Клоду, язнаю, что я выберу. Интересно, если я сейчас позвоню своему священнику, сможетли он объяснить мне теологические последствия четвертой метки сегодня дотемноты? Отец Майк уже много лет отвечает мне на столь же дикие вопросы.