Сказки зимнего перекрестка - Наталия Ипатова Страница 64

Вся обстановка оставалась прежней и, стало быть, хозяйка не съехала. Но вместе с тем… было совершенно очевидно, что вторжение дюжины мужчин прошло незамеченным. Ни один слуга не встретил их у порога, никто не поспешил разбудить хозяйку, дабы та подобающим образом приняла своего господина. Эти тишина и пустота объяснялись только одним: слуги были отпущены на всю ночь, предоставив леди одиночному бдению. Надо же им было вломиться так некстати! О них совершенно некому позаботиться, не побежит же королевская фаворитка ломиться в запертую лавку лично! Роно не испытывал никакого сочувствия к ловкой девице, завоевавшей положение в обществе, проявив покорность в нужном месте в нужное время, но, честно говоря, вся эта кодла, частью которой на особых правах являлся он сам, была ему ничуть не более симпатична.

Король обернулся к свите, приложил палец к губам и, стараясь производить как можно меньше шума, двинулся по лестнице вверх. Он не сделал жеста, который можно было бы рассмотреть как разрешение покинуть Его Величество, а потому вся толпа, ступая на цыпочках, последовала за ним, желая воочию видеть радостное изумление леди Абигайль.

Дверь спальни распахнулась, и они ее увидели. Блондинка сказочной, неописуемой красоты, заключенная в раму золотого света от лампы, стоящей у изголовья, в полупрозрачном, зеленом, струящемся, скользящем с плеч дезабилье, слишком худая на вкус мужлана, она сидела на постели поверх покрывала и не мигая смотрела на непрошеных гостей, столпившихся в дверном проеме. Роно вжался в стену, мечтая слиться с ней и исчезнуть из поля зрения этих зеленых глаз, полуприкрытых тяжелыми веками, холодных… и таких же мрачных, как его собственные.

Если Ричард и готовил для встречи какие-то слова, то они застряли у него в глотке. Дело в том, что леди Абигайль была не одна.

Слуги действительно были отпущены на всю ночь, потому что госпожа желала сохранить в тайне этот визит. Позы и состояние костюмов яснее ясного говорили о том, что в миг помехи здесь разыгрывалась любовная прелюдия. Мужчина с быстротой, выдававшей великолепного воина, вскочил и схватил с кресла меч и даго, собираясь защищаться и защищать свою даму, но, узнав короля, опустил оружие. Его растерянность предотвратила казавшуюся неизбежной свалку, которую непременно затеяли бы бароны, видя направленную на их короля сталь. Он был молод и красотою юного мускулистого тела — вполне под стать леди Абигайль, и тем больнее был уязвлен король, чей рыцарский пояс уже лет десять выполнял двойную функцию, а именно — поддерживал августейший живот. Все трое главных действующих лиц, казалось, соревновались в том, кто лучше сумеет сохранить достоинство, и похоже, лучше всего это удавалось леди Абигайль. Ричарду мучительно хотелось оказаться в этот момент не здесь, а если уж здесь — то без толпы свидетелей его позора.

— Реджи Марч! — прошептал он почти беззвучно, но Роно услышал. — Я же любил тебя, как сына…

И тут же, бесцветно и сухо:

— Трейси и Кабот, арестуйте графа Реджинальда Марча.

Казалось, насмерть удивлены были все, кроме женщины, но, видимо, и юноша знал, что такое достоинство. Он не сделал ни одного движения и не проронил ни слова, когда барон Трейси забирал оружие из его оцепеневших пальцев.

— Это не все! — воскликнул Ричард. — Еще рыцарский пояс!

Это было уже слишком. Вели король прикончить обоих на месте, его бы поняли, но в своде законов его государства существовало только одно преступление, влекущее за собою лишение рыцарского звания и наследственных прав на графство, коим Реджинальд Марч владел на правах старшего в роду мужчины. Оно же подразумевало последующую публичную казнь, и барон Кабот, желая удостовериться, рискнул переспросить:

— На каком основании, сир?

— Государственная измена! — выплюнул Ричард.

Даже в золотом свете ночника было видно, как окаменели челюсти Марча и побелели его губы, но и тут он не сказал ни слова против своего сюзерена. Леди Абигайль сидела не моргая и не оправдываясь. Кара, обрушившаяся на того, кто посягнул на принадлежащее королю, измеряла не столько его провинность, сколько ее собственную цену в королевских глазах. Пока вооруженный конвой выводил Марча, она неторопливо поднялась, скрутила распущенные волосы в жгут и аккуратно заколола их на затылке, словно не было у нее в эту минуту более серьезного интереса. Роно холодно отметил это потрясающее самообладание. Затем она повернулась к королю. В глазах ее был молчаливый вопрос.

— Вон из города, шлюха!

Она сделала реверанс, ухитрившись этим жестом напомнить и королю, и всем присутствующим, чья она шлюха и кто ее этой шлюхой сделал. Протянула руку за пеньюаром и вышла, не сопровождаемая никем. Король выхватил у Кабота меч Марча и переломил его о колено: он был еще способен на такие штучки, каждый раз поражавшие окружающих. Драгоценный рыцарский пояс, символ принадлежности к избранным, полетел в окно, цветное стекло разбилось, но сама лента пояса зацепилась за переплет и вместо того, чтобы покинуть комнату, всего лишь свесилась наружу. Ричард поморщился еще и от этой мелкой неудачи.

— Они наверняка потащат его в Финик, — пробормотал он. — Кабот, догоните конвой и передайте, что благородная тюрьма теперь не по нем. Пусть дожидается приговора в одиночке Бладжерси. Господа, придется вновь садиться на коней. Мы едем во дворец.

И обернулся к Роно:

— Ты будешь мне нужен.

Роно стянул со своего короля сапоги, и тот откинулся в кресле, надеясь обрести наконец долгожданный покой. Но, похоже, никому из главных действующих лиц не суждено было спать в эту ночь.

— Что думают об этом деле бароны? — спросил Ричард. — И что думаешь ты?

Роно, пристроившийся на скамеечке у королевских ног, поднял голову. Его темная челка была неумело и неровно подстрижена и не скрывала коротких густых бровей, сейчас мучительно сведенных для решения тяжелого вопроса: высказать ли то, что на уме, или же подать сюзерену то, что он желает услышать. И все же льстивых царедворцев у Ричарда хватало, а Роно был один.

— Все зависит от того, — начал он осторожно, — как вы поступите с Марчем, сир. По-моему, сейчас вы на скользкой дороге…

— Что я должен делать, чтобы сохранить лицо? — резко оборвал его король.

Роно пожал плечами.

— С восходом смените гнев на милость, сир. Велите освободить Марча, верните ему пояс, снова вручите меч, а если вам невмоготу видеть его лицо, пошлите куда-нибудь охранять дальние рубежи. И заведите новую любовницу. Покажите, что это не леди Абигайль бросила вас, а вы сами дали ей отставку. Посмейтесь вместе со всеми и тем самым лишите злые языки их первого удовольствия. Воспримите это дело легко. Всей душой поддержите праздник в честь своего возвращения и тем самым заставьте сплетни смолкнуть.

Роно казалось, что разумнее совета просто нельзя было бы выдумать, но глаза Ричарда, устремленные в огонь, были неподвижны.

— Ты говоришь так, будто не знаешь, чем для меня была эта женщина. Она доводит меня до безумия. Я потрясен до самых своих основ, до глубин, до корней, и должен же я сотворить что-то, равное моему потрясению!