Правила возвышения - Дэвид Коу Страница 64

Гринса вздохнул и кивнул.

— Мне кажется, наши с ним судьбы каким-то образом связаны; возможно, дело в том, что именно я предсказывал Тавису.

— Глупости. Ты предсказывал будущее тысячам разных людей. Почему вдруг твоя судьба оказалась связана только с ним одним?

Гринсе ничего не оставалось, как солгать:

— Не знаю. Может быть, потому, что камень явил нам такое тревожное видение. А может, потому, что мальчик отреагировал на него столь бурно. — Он пожал плечами и повторил: — Я не знаю. Но сегодня оно приснилось мне. Думаю, пророчество сбылось.

— Так скоро? — удивленно спросила Кресенна. — Обычно пророчества открывают более отдаленное будущее.

И снова — как всегда, когда заходил разговор о Посвящении Тависа, — Гринса почувствовал, что она пытается выведать у него, какое видение явил Киран Тавису. Наверное, ему стало бы даже легче, погибни молодой лорд так скоро. По крайней мере, тогда вся история с Посвящением осталась бы в прошлом, и они с Кресенной смогли бы быть вместе.

— Обычно, — сказал Гринса. — Но не в данном случае.

— Что ж, если ты прав и пророчество сбылось, — сказала она с улыбкой, — значит, все закончилось, правда? Теперь мы можем забыть о Тависе, о его Посвящении — и просто наслаждаться общением друг с другом.

Гринса вновь повернулся к окну. Начался дождь, и ветер швырял на белые занавески и в комнату крупные тяжелые капли. Надо было бы закрыть ставни, но он просто стоял и мокнул под дождем.

— Это не так просто. Я должен помочь ему, Кресенна. Я должен отправиться в Кентигерн.

— Что?

Услышав скрип кровати, он обернулся и увидел, что Кресенна встала и надевает легкий халат.

— Ты покидаешь ярмарку? Ты покидаешь меня?

Гринса закрыл глаза.

— Я не хочу уезжать, но…

— Так не уезжай!

— Я должен! — Он возвысил голос.

Кто-то в соседней комнате заколотил кулаком по стене.

— Я должен, — повторил он потише. — Кто-то должен ему помочь.

— Его отец — герцог Кергский! Который в течение года станет королем! Если даже он не в силах помочь Тавису, неужели ты можешь? Ты предсказатель, Гринса. Мы оба предсказатели. Мы провидим будущее и открываем его другим, предоставляя людям полную свободу действий. Но на этом наша миссия заканчивается. — Кресенна подошла и обняла Гринсу, положив голову ему на грудь. — Я знаю, порой это трудно, но такова уж природа нашего дара.

Помедлив секунду, он тоже обнял девушку. Кирсар свидетель, ему не хотелось уезжать. Он глубоко вздохнул, вдыхая запах ее волос, ее кожи. «Почему так скоро?»

Кресенна прижалась губами к его груди, потом запрокинула голову и страстно поцеловала в губы.

— Пойдем в постель, — прошептала она. — Я уговорю тебя остаться со мной.

Они снова поцеловались, но Гринса тут же отступил назад.

— Тебе не составит труда уговорить меня. — У него болезненно сжалось сердце. — Одного твоего поцелуя оказалось почти достаточно. Поэтому мне лучше просто собрать свои вещи.

Выражение лица у Кресенны мгновенно изменилось — словно он ударил ее.

— Ты действительно собираешься уехать. — Она произнесла это утвердительно, звенящим голосом.

— Я должен.

Она вскинула руки:

— Но почему?

Гринса никак не мог рассказать Кресенне все, но чувствовал себя обязанным открыть ей хоть малую толику правды.

— Я уже сказал: между мной и Тависом существуют некие незримые узы. Думаю, наши с ним судьбы каким-то образом связаны.

Последние слова возымели действие. Она отступила назад и сузила глаза.

— Как такое возможно?

— Не знаю. Наверное, все дело в его Посвящении, как я уже говорил.

— Надо полагать, пророчество было из ряда вон выходящим, — с горечью сказала Кресенна.

— Вот именно. — Он тут же пожалел о своих словах, ибо знал, что последует дальше.

— Что ты увидел, Гринса? Что нас разлучает?

Ему безумно хотелось рассказать ей обо всем — хотя бы для того, чтобы положить конец разговору. Но, несмотря на все свои предыдущие откровения, Гринса сознавал, что звание предсказателя обязывает к молчанию, ибо речь шла не о его судьбе, а о судьбе Тависа.

— Мы уже не раз говорили на эту тему. Ты знаешь, я не имею права открывать тебе тайну пророчества.

— Даже сейчас? — резко спросила она. — Ты покидаешь меня, мчишься в Кентигерн, чтобы спасти мальчика, которого ты едва знаешь и не особенно любишь. И ты по-прежнему отказываешься сказать мне, что ты видел?

— Я не имею права. Извини.

Кресенна отвернулась, но не сдвинулась с места. Он тоже не шевелился. Они просто молча стояли в темноте. Гринса чувствовал, что она рассержена, и спрашивал себя, не рассердиться ли и ему тоже. Но печаль подавляла все прочие чувства.

Вспыхнула молния, на мгновение озарив комнату, словно солнце. Почти сразу грянул гром, сотрясший стены и пол, который задрожал, как испуганный ребенок.

— Я ухожу не навсегда, Кресенна, — наконец сказал он. — Я постараюсь помочь Тавису, а потом вернусь, где бы ни находилась ярмарка.

Кресенна кивнула, по-прежнему глядя в сторону.

— Конечно, — сказала она, но в ее голосе не слышалось уверенности.

Гринса шагнул вперед и дотронулся до ее щеки. Она посмотрела ему в глаза и едва заметно улыбнулась, но улыбка тут же погасла.

— Это наша последняя ночь перед разлукой, — мягко сказал он. — Давай не будем тратить время попусту. Вернемся в постель.

Но Кресенна помотала головой, и Гринсе показалось, что в ее светлых глазах блеснули слезы.

— Я не могу, — прошептала она. — Я лучше пойду.

С таким же успехом она могла ударить его ногой в живот.

— Куда ты пойдешь? — с трудом проговорил он. — Ночь на дворе. — Он неопределенно махнул рукой в сторону окна. — Гроза.

— Здесь, в конце коридора, комната Трина, — сказала Кресенна. — Я могу провести ночь у него.

Трин. Если уж он должен отвести ее в комнату к другому мужчине, то лучше к Трину. Как такое случилось? Гринса сдавал позиции, словно войско, застигнутое врасплох более сильным врагом.

Он тяжело сглотнул:

— Если ты этого хочешь…

Кресенна яростно взглянула на него:

— А чего, собственно, я хочу? Я всего-навсего хочу, чтобы ты объяснил мне, в чем дело! Ты просыпаешься среди ночи, встревоженный сном, который, возможно, не имеет никакого значения, и вдруг объявляешь, что покидаешь меня и отправляешься в Кентигерн, чтобы спасти испорченного, надменного мальчишку, которого, может статься, и спасать-то не надо! И у тебя хватает наглости рассуждать о том, чего я хочу?