Башня Королевской Дочери - Чез Бренчли Страница 65

— Сьер, я же должен поститься. Я не буду есть. — Хоть этот обет он сдержит.

Сьер Антон не стал настаивать, приказал допить молоко, если уж он отказывается есть, и час полежать на кровати. Несмотря на боль в руке и назойливые мысли, Маррон ухитрился подремать. Тут вернулся рыцарь, заставил юношу надеть грязную испятнанную рясу и привёл сюда. И теперь Маррон стоял на коленях в рыцарской часовне перед самим прецептором и шестью магистрами, перед судом, который должен был вынести ему приговор.

Сьер Антон рассказал очень мало — что на заре по пятам шарайцев были отправлены разведчики, чтобы узнать, действительно ли армия отступила или намеревается напасть снова. И ещё он сказал, что суд над Марроном не отложат, что фра Пиету велено было остаться в замке специально, чтобы свидетельствовать против юноши.

А, подумал Маррон, после его показаний уже будет всё равно. Защиты у него нет никакой. Он нарушил устав и проявил неповиновение, отпустив человека, которого фра Пиет не без оснований счёл шпионом, а с ним женщину и ребёнка.

Однако стоявший позади Маррона сьер Антон заступился за своего оруженосца.

— Вы абсолютно правы, мессиры. Фра Маррон делал глупости, проявлял своеволие и неповиновение с того момента, как появился в обители. Своим вчерашним поступком он подверг опасности каждого обитателя замка, каждого нашего гостя, будь то мужчина или женщина, — а это вдвое страшнее. Однако своим поступком этой ночью фра Маррон спас замок, братьев и гостей. Это не подлежит сомнению. Рабы-шарайцы не рассказали бы о надвигающемся нападении даже под пыткой — они умеют держать язык за зубами. Если бы фра Маррон не разгадал загадку знака, виденного им в тот день, если бы он не нарушил — в который раз — обеты, выйдя из кельи и подняв по тревоге весь замок, если бы он не зазвонил в колокол, отряд пробился бы к воротам, и шарайцы ворвались бы в замок.

Маррон чуть качнул головой, не соглашаясь с рыцарем. В конце концов, не было никаких доказательств того, что пленник был шарайцем, а тем более шпионом; всё это казалось лишь домыслами растревоженного рассудка, видевшего опасность там, где её не было. Мужчина вполне мог оказаться честным человеком, который старался не изменять вере и оберегать в пути свою семью, попавшую в опасные земли в такое опасное время. А к колоколу Маррона послал сьер Антон — а потом помог ещё глухой брат, зазвонивший в него, хотя, впрочем, это уже увёртка, — а сам рыцарь в то время сдерживал нападавших, дожидаясь прихода помощи.

Однако перед началом суда, едва войдя в часовню, сьер Антон шепнул Маррону:

— Молчи, парень, понял? Ради обета послушания, ради спасения собственной души, молчи!

И Маррон опустился на колени, наклонил голову и молчал, надеясь, что его не покинули остатки честности. Он ведь поклялся говорить этим людям только правду, если его спросят…

— Мессиры, — говорил тем временем сьер Антон, — я понимаю, что фра Маррон не может больше оставаться членом Ордена. Он слишком часто и слишком серьёзно нарушал Устав. Кажется, он не может сдержать своих обетов и никогда не станет искупителем. Но я прошу вас, прошу на коленях, — и гордый рыцарь действительно опустился на колени подле Маррона, — будьте великодушны. Он ещё молод, почти ребёнок, глупый мальчишка. Но этот мальчишка храбр, он доказал это, сражаясь рядом со мной на стене. И он враг ваших врагов, хотя ему и не хватает дисциплинированности, чтобы оставаться среди вас. Изгоните его из своих рядов, но не будьте излишне жестоки. Не наказывайте его более, чем стыдом от изгнания, который сам по себе уже является тяжкой карой. Ради памяти его отца, которому он старательно, но безуспешно пытался подражать, отметьте его отвагу. Его неудача — это не его вина. Вы многого требуете от братьев, и нельзя винить человека, который оказался слишком слаб и не смог выполнить всех ваших требований. Изгоните его из братства невредимым и отдайте мне. Мне нужен оруженосец, а Маррону нужна дисциплина, немного менее суровая, чем ваша. Этой дисциплине я смогу его научить. Позвольте мне забрать его, и он сможет служить Господу и королю в наше опасное время. Умоляю вас, не калечьте его жизнь сильнее, чем он сам уже искалечил её.

Сьер Антон умолк и встал на ноги. Маррон рискнул поднять глаза и обнаружил, что прецептор смотрит по сторонам, подзывая к себе магистров.

— Благодарю вас, сьер Антон. Мы удалимся, чтобы обсудить это, — сказал он. — А вы оставайтесь здесь, все трое.

Он имел в виду Маррона, сьера Антона и фра Пиета. Присутствие исповедника означало, что Маррону надлежит не сходить с места, сохранять покаянный вид и молчать, не имея возможности ни задать рыцарю вопрос, ни поблагодарить его. Маррон бросил взгляд на фра Пиета — тот стоял неподвижно, постукивая пальцем по лезвию топора, словно отбивая ритм молитвы. Однако чтобы разглядеть это, Маррону пришлось повернуть голову, и рыцарь предостерегающе коснулся пальцем его плеча. Сьер Антон был прав, он, Маррон, абсолютно недисциплинирован, у него не хватает сил даже для противостояния самому малому искушению…

Пол часовни был холодным и твёрдым, в животе у Маррона урчало, а кости ныли. Ему хотелось поднять глаза и посмотреть на свет и роспись в часовне, но он не смел; ему хотелось прислониться к ногам сьера Антона, но он, конечно, не позволил себе этого.

Ещё до возвращения магистров Маррона охватила дрожь. Он надеялся, что фра Пиет не заметит её, а сьер Антон не припишет её страху. Магистры встали перед юношей, и прецептор произнёс:

— Фра Маррон.

Юноша дёрнулся, словно его вытянули кнутом по спине, как в детстве или в юности. Однако этот голос, подумал он, куда хуже любого кнута.

— Твоим провинностям нет числа, а проступки твои весьма серьёзны. Если бы ты совершил всё, что совершил, не будучи монахом из Ордена, тебя ждала бы смерть. Однако, как монах, ты посвящён Господу, а мы не можем убивать Его слуг. Как монах, ты предал Господа, и мы не должны тебе ничего, кроме твоей жизни, если ты будешь достаточно силён, чтобы удержать её. Господь дал нам право на возмездие, и ни Он, ни мы не можем простить предателя.

Однако, как сказал сьер Антон д'Эскриве, прошлой ночью ты хорошо послужил Господу, хотя это и стоило тебе очередного непослушания. Только поэтому — ибо это напоминает нам, что добродетель может существовать за пределами нашего порядка, и мы благодарны тебе за этот урок смирения, — только поэтому мы намерены согласиться на просьбу сьера Антона. Ты должен покинуть Орден, этот приговор не подлежит отмене, ибо тебе нет места среди нас. Однако ты не покинешь замок, если решишь остаться и служить сьеру Антону с большим усердием, чем служил нам.

Следовало ли отвечать на эти слова? Маррон открыл рот, приготовившись сказать «да, ваша милость» или что там ещё надо было сказать, однако его опередили. В часовне раздался надтреснутый безжалостный голос фра Пиета, обрушившийся на появившуюся у Маррона слабую надежду.

— Ваша милость, мессиры, он должен искупить свою вину. Весь Орден, все братья должны увидеть, что он заплатил за неё…

— Ты хочешь увидеть, как его будут бичевать, фра Пиет? — спросил сьер Антон с холодной насмешливой улыбкой в голосе. — Так и скажи, и не приплетай сюда остальных братьев. Что ж, выпори его, как сможешь. Сдери кожу с его спины, чтобы он уже никогда не мог послужить ни мне, ни кому-нибудь ещё. Давай! Принеси умелого молодого бойца в жертву своей оскорблённой гордыне, и Господь тебя одобрит!