Нашествие с севера - Сергей Станиславович Юрьев Страница 65

Герт ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Эрл Бранборг натянул на голову лохматую белую шкуру неизвестного ему зверя и постарался поскорее уснуть. Завтра предстоял не слишком длинный, но и нелегкий переход по глубокому снегу, а потом будет бой. Главное, чтобы меченосцы и их хозяева не узнали раньше времени об их приближении. И вдруг он расслышал чей-то далекий шепот, проникающий прямо в его сознание: «Они не знают… Не отступай…» Этот Голос иногда безмолвствовал годами, а порой не давал покоя ни днем ни ночью. После десятилетия молчания он явился ему накануне прибытия Элла Гордога с вестями о нашествии. Тогда Голос предупредил его о том, что прибудет вестник, и всё, о чем он расскажет, – правда, и нельзя отказать ему в помощи… Голос был таков, что Эрл не мог ему не верить, с ним приходило необыкновенное тепло, спокойствие и уверенность… Служители называли это ощущение Благодатью, а этот Голос – Откровением… Давным-давно, когда он услышал Голос впервые, ему надлежало открыться первому встречному Служителю, но он не сделал этого. Не сделал лишь потому, что хотел стать лордом, таким же владетелем Холма, как его отец… К тому же у него не было братьев, и, кроме него, некому было унаследовать Холм. Но, согласно обычаям, любой ребенок, у которого был замечен Дар, становился Служителем Храма, и не имело значения, кто его отец – лорд или землепашец.

Утреннее небо было серым, лохматые облака ползли почти по снежной равнине, и солнце едва угадывалось между ними. Ветра почти не было, и были слышны отдаленные громовые раскаты, доносящиеся со стороны замка, а низкое небо озарялось бледными сполохами огня. Издали казалось, что там просто бушует гроза. Видимо, меченосцы, оставшись без командира, так и продолжали штурм высоких, почти неприступных стен.

Войско двигалось несколькими колоннами, по колено утопая в снегу. Гор, которые возвышались слева, почти не было видно, да и вообще дальше, чем на три сотни локтей, разглядеть было невозможно ничего, кроме неба, которое сегодня казалось особенно близким. Лорд Бранборг, как и все, шел пешком, хотя Олф предлагал соорудить для него санную волокушу, которую тащила бы дюжина стражников. Рядом с ним, неся на плечах посох, двигался Герант, а за ним шел отряд Служителей. А в полусотне локтей продиралась сквозь снег и туман сотня Ингера, которому Олф втайне от лорда приказал, что бы ни случилось, следовать за ним. Все шли молча – то, что надо было сказать, было сказано, а впереди была либо смерть, либо победа.

Короткий зимний день подошел к концу, а когда уже почти стемнело, к лорду подбежал гонец от Олфа и сообщил, что снег впереди плотно утоптан, а чуть дальше видны какие-то вспышки. Команд не требовалось – войско начало быстро и бесшумно перестраиваться из походных колонн в боевые шеренги. Только неожиданной быстрой атакой можно было смять отряды меченосцев, оставшиеся за воротами нижнего замка, а потом всё зависело бы только от того, удастся ли удержать ворота, за которыми разольется океан огня.

Оставалось только подать сигнал – серебряный рог Олфа будет слышен сквозь холодный туман, сквозь каменные стены, сквозь ревущие потоки жидкого пламени, сквозь безмолвную ярость бледных меченосцев…

Небесный Тиран не вмешивается в дела своих недоделанных тварей, и они медленно, но верно превращают свой мир в помойку. Самое лучшее, что мы можем сделать, – не мешать им и самим некоторое время радоваться жизни, не ставя перед собой никаких целей…

Из докладной записки Хомрика Великолепному,

которую он так и не решился вручить

своему господину, потому что доверил свитку то, что не решался произнести вслух

…сквозь безмолвие вечных снегов, сквозь призрачную границу Несотворенного пространства. Тьма заколебалась, подобно черной бархатной портьере, в ее глубинах вспыхнула зловещая алая звезда, озарив дымные строения Гейры и черную скалу, одиноко торчащую посреди Ничего. Луч алой звезды, словно клинок окровавленного меча, протянулся к скале, и по нему начал медленно спускаться он. Забывшись, он начал путь в своем истинном обличии, которого уже многие тысячелетия не видел никто из смертных, ведь Избранные тоже были смертны, и насколько их жизнь и смерть зависели от него, никто из них даже не подозревал. Об этом догадывалась только старуха Щарап, она была самой древней из них, ныне служивших ему, и однажды в порыве гнева он, лишь пошевелив пальцем, превратил цветущую красотку в сгорбленную старуху. Потом он об этом даже слегка пожалел, но вернуть ей прежний вид было уже не в его силах. Примерно то же случилось и с Хомриком, но Щарап знала, от кого последовала кара, а Писарь так и остается в неведение… Подавляя гнев воспоминаниями, он постепенно обряжался в формы привычного для Избранных воплощения, становясь вновь Сиятельным Морохом, Великолепным, благообразным стариком с добрыми внимательными глазами и улыбкой мудреца на устах.

Внизу – он сам решил, что низ именно там, – на скале постепенно собирались Избранные, эти бездельники, которых жуткий вопль серебряного рога, видимо, разбудил или оторвал от каких-то утех, которым они предавались вместо того, чтобы делать дело. Еще издалека он разглядел, что пришли не все, а те, что пришли, испуганы как никогда раньше – Гейра, Треш, Щарап, Хомрик, Хач… Нет Резчика и Мясника. Да, этим есть чего бояться… От них, только от них зависело, чтобы рев серебряного рога не раздался у стен Скального замка. Столько лет трудов во имя того, чтобы расчистить этот мир для творчества, пошло насмарку! Впрочем, это, конечно, не смертельно, если впереди есть лишняя вечность… У него, того, кто явил себя во плоти Сиятельного Мороха, она есть. А вот помощнички, видимо, не дорожат остатками того мгновения, которое им отпущено по его воле, по его доброй и милосердной воле…

Хомрик ничего не пил и не ел, более того, он даже не сидел, как бы забыв о своей когда-то давно заработанной привилегии – сидеть в присутствии Великолепного… Треш стоял, сложив руки на груди, с видом человека, которого оторвали от важного дела – дела его действительно были важны до последнего момента – за каждый откованный ледяной меч он получал две пригоршни золота. Возможно, он доживет до тех дней, когда золото снова будет в цене… А вот Щарап, как обычно, сидела в позе нищенки с рыбного базара, галдящего под стенами крепости Корс, лицо ее было наполовину прикрыто драным платком. Когда-то давно по его недосмотру она научилась заглядывать в размытые картины будущего и даже как-то их толковать, а это была наука, недоступная даже ему, и вот она, старая верная Гадалка, – и та проморгала… Хач, как всегда, явился с дарами… Бочонок зелья из погребов его кабака, может быть, придется кстати… Теперь он, Кабатчик, вновь становится самым нужным из Избранных – оборотней почти не осталось, но пока стоит крепость Корс, пока разливается по черным кружкам дрянное вино в ее кабаках, леса не оскудеют нечистью, зловонной, тупой, но такой необходимой… А Гейра, одетая в черный бесформенный балахон, скромно стояла, прислонившись спиной к скале. Она тоже еще пригодится, царица похоти, еще немало душ принесет она ему на золотом блюде, только бы сдержаться, не проделать с ней то же, что когда-то он сотворил с Гадалкой…