В интересах государства. Возвышение - Алекс Хай Страница 66

Она отлипла от стола и медленно двинулась на меня, не сводя пристального взгляда с моего лица.

— У вашей госпожи был выбор — отпустить прошлое или жить болью. Увы, на это я повлиять не мог, и мне жаль, что она не остановилась вовремя. Но Марианна Перовская выбрала боль. А боль, когда делаешь ее смыслом своей жизни, всегда приносит лишь новую боль.

Кассиопея подошла ко мне совсем близко. Без каблуков она оказалась на полголовы ниже, и, когда девушка подняла на меня лицо, я увидел застывшие в ее глазах слезы.

— И вот как вы решили ее остановить? — спросила она. — Запереть в сыром подвале, вскрыть защиты, бросить в одиночестве и бесконечном горе? Так вы останавливаете людей, которые виновны лишь в том, что умеют любить?

Что-то этот разговор принимал непонятный оборот. И мне все это не нравилось. Я попытался отстраниться, но гречанка положила ладонь мне на грудь.

— Но что если однажды найдется тот, кого вы не сможете остановить? Что свами будет тогда, ваше сиятельство?

— Понятия не имею, — отозвался я. — И, боюсь, мне пора. Благодарю за понимание и помощь.

Я отстранился, обошел секретаршу и направился к дверям, когда даже не услышал — почувствовал всем нутром ее отчаянный крик.

— Нет!

Не успев толком обернуться, я инстинктивно отскочил. Кассиопея бросилась на меня. Лицо — маска ярости, кудри вздыбились как змеи на голове Горгоны. В ее руке сверкнуло что-то маленькое и острое — и я ощутил удар.

“Берегиня” никак не отреагировала на атаку. Не защитила, не уберегла. Острый предмет прошел через защитное заклинание так легко, словно его и вовсе не было. Я замер от удивления, не готовый к такому повороту.

— Что за…

Она снова бросилась на меня. На этот раз я увернулся чуть ловчее, но место, куда вошла не то заточка, не то стилет, было неудачным. Живот. Сила внутри меня тревожно заворочалась, вздыбилась, предупреждая об опасности.

Кассиопея напала снова — и ее оружие вновь легко распороло щиты. Что это было? Артефактный клинок? Мощное же должно быть зачарование, раз он так лихо пробивал даже высокоранговые щиты.

— Брось! — крикнул я, формируя в руке “Колобок”. — Брось его!

— Нет!

Глаза гречанки налились кровью и отчаянием. Она тяжело дышала, пытаясь выбрать новое место для удара.

— Брось, дура! Я же могу тебя убить!

— Если вы ее у меня отнимете, жизнь мне все равно не нужна…

Нет, не убивать. Хоть она и напала на сотрудника Отделения, но, черт возьми, у этой девки мозги поплыли от страха. Такой грех на душу я не возьму.

Улучив момент, когда Кассиопея застыла, я запустил заклинание прямиком ей в руку, державшую оружие. Девушка вскрикнула, но пальцы не разжала.

— Может если я наконец-то вас убью, она станет другой. Улыбнется… Успокоится. Полюбит… По-настоящему.

Она бросилась на меня и натолкнулась на барьер — “Покров” вырос слишком быстро, и девушка отскочила от него, как от батута. Я быстро убрал заклинание и бросился к ней.

— Хватит!

Удар. Она снова воткнула свой стилетик мне в бок. Зараза! Дура!

Собрав силы, я выкрутил одну руку, заставив выронить оружие. Второй ладонью впился ей в лицо и ударил чистой ментальной силой.

“ОСТАНОВИСЬ!” — заорал я ей прямо в голову и добавил силы, превратив слова в приказ.

Девушка дернулась, замерла с широко распахнутыми глазами. На одном белке лопнул сосуд, и кровь растекалась по нему. Я отстранился, поднял с пола странный стилет и сунул его в продырявленный карман. Собрал разбросанные фотографии — в драке выронил папку, и все разлетелось по кабинету.

И лишь после этого почувствовал, что дело было дрянь.

Рана в боку была несерьезной, до свадьбы заживет. А вот живот тяжелел и холодел. Хреновый знак.

Собрав остатки силы, я усилил “Берегиню”, распахнул окно и выпрыгнул со второго этажа, приземлившись на асфальт. Отпружинил, огляделся и потащился к машине. Холодно. Было чертовски холодно. И слабость накатила такая, что я едва мог шевелиться, а перед глазами все поплыло.

Устроившись на водительском сидении, задрал рубашку и оглядел рану. Внутреннее кровотечение, видать, потому как наружу из брюха вылилось немного.

Добраться до Петропавловки. Там встретят. Там помогут.

Только бы успеть добраться…

С трудом соображая, я завел мотор и направил Витю к набережной. Отсюда до Петропавловки было минут пятнадцать-двадцать езды.

Не терять сознание. Не отключаться. И…

Предупредить.

Из последних сил я потянулся к сознанию Корфа. На мое счастье, блок он не поставил.

“Вальтер… Макарович…”, — слова давались мне с трудом. — “Дело дрянь”.

“Что случилось?”

“Я ранен. Серьезно. Секретарша Перовской… Гречанка Пападопулу. Не знаю, что у нее было за оружие, но она смогла пробить им мои щиты. Ударила в живот. Я не ожидал… Как такое вообще…”

“Где ты сейчас?” — рявкнул у меня в голове Корф, но даже этот крик показался сейчас таким далеким, словно доносился до меня сквозь толщу воды.

“Еду… К вам… Боюсь, могу не успеть”.

“Держись, Михаил”, — коротко ответил шеф. — “Держись. Береги силы”.

Он мгновенно оборвал ментальный канал, а я, вцепившись в руль до белых костяшек, вырулил на набережную Пряжки, проехал мимо Новой Голландии…

Не терять сознание. Не закрывать глаза. Не поддаваться этому желанию провалиться во тьму. Я слабел с каждой секундой, и даже сила Источника, которую даровал мне Род, сейчас словно лилась в пустоту, куда-то мимо меня. Сколько бы я ни тратил этой силы, облегчение она не приносила. Руки слабели, ноги стали ватными, потеряли чувствительность и едва нажимали на педали. Холод пробирался все выше, сковывая, усыпляя…

Уже проваливаясь в забытье, я все еще пытался сопротивляться. Вроде бы даже свернул к обочине, ткнулся брутальной мордой в поребрик…

А потом стало темно. Просто тьма, а звуки доносились издалека и понемногу угасали. Внезапно все показалось бессмысленным, все мысли и заботы растворялись, и даже я сам словно растворялся в этом уютном мраке. Я потерял счет времени и не понимал, где находился.

Глупая смерть.

Но она принесла покой. Становилось теплее — понемногу холод отступал, а благостный жар опускался от головы все ниже, окутывая приятными ощущениями каждую клетку тела.

— Только попробуй мне сдохнуть, — донеслось издалека. — Еще чего удумал — помирать в самый ответственный момент, когда мы прижали им хвост. Хрен тебе, а не отдых, Соколов!

Тепло превращалось в жар, рану от стилета невыносимо пекло, но закричать я не мог — даже просто открыть глаза все еще не было сил.