Месть самураев - Михаил Белозеров Страница 66

– Значит, нужны еще люди, – сказал Натабура, беря из вазы яблоко и разрезая его на две части. Одну он надкусил, а вторую протянул капитану.

– Нужны. Но где их взять?

– Ага! – почему-то с облегчением воскликнул Натабура. – Вроде одного нашел. – Он поднял глаза на дерево. Как я раньше не разглядел: Баттусай прятался в ветвях ближайшего дуба. Если бы не разрезанное яблоко, он бы не шевельнулся.

– Кто он?

– Мой ученик.

Об учителе Акинобу он решил не говорить. Акинобу они примут безоговорочно. А Афра тем более. Кого из людей не приводил в изумление медвежий тэнгу?

– Завтра, – сказал капитан Го-Данго. – На закате. Приходи сюда. Я буду ждать. Все обсудим.

Капитан Го-Данго поднялся и ушел. Впервые за много дней вслед за ним не скользнула тень Баттусая.

– Господин, я так рад! Что мне делать?

Баттусай стоял за баллюстрадой, и Натабура видел только его сияющие глаза. Боже, неужели и я таким когда-то был?

– Не называй меня господином. Говори просто 'сэйса'.

Как он соскользнул с дерева, Натабура не заметил, а ведь он всего лишь на мгновение переключил свое внимание на уходящего капитана Го-Данго. Впрочем, прочь чувства. Дело – прежде всего!

– Да, сэйса.

– Завтра после полудня придешь ко мне.

– Да, сэйса, приду! – радостно воскликнул Баттусай.

– Знаешь, где я живу?

– Знаю, знаю.

– Тихо! Тихо-о-о… Никто не должен понять, что мы знакомы.

– Да, сэйса, – радостно произнес Баттусай и исчез.

Натабура пригляделся: на площади Цуэ уже собралась огромная толпа. Знакомый голос вещал:

– Если я пришел от Бога, и вы мне сказали: вот Бог! Я скажу вам, что вы ошиблись: я всего лишь уста его! Я блаженный, ибо я знаю, что он даст вам – счастье!

– Все дело в том, – услышал Натабура и оглянулся: рядом с ним незаметно появился учитель Акинобу, – что если бы Бог Яма услышал его речи, он бы лишил его силы пророка.

Понесло дурака, неприязненно подумал о Язаки Натабура.

– Это еще опасней, чем я думал.

– Не опасней, чем участвовать в заговоре.

До этого момента учитель Акинобу сидел в самом дальнем и темном углу харчевни. Афра несколько раз норовил улизнуть к нему, но Натабура не пускал. Люди за соседними столиками куда-то ушли. Похоже, они сидели здесь ради Язаки. Харчевня быстро опустела. Хозяин подошел и тяжело вздохнул:

– Уже второй день так. Народ мрачный ходит, но слушает.

Харчевник был толстый и жирный. Телеса выпирали из-под одежды, белые, как тесто.

– А что, правду говорит? – спросил Акинобу совершено бесцветным голосом, чтобы только не возбудить подозрение в насмешке.

– Еще какую, – испуганно ответил толстый харчевник. – В былые времена за такие речи… – он испуганно замолчал и убежал на кухню, где что-то громыхнуло.

– Сэйса, так почему Бог Яма лишил бы его силы? – спросил Натабура.

– Потому что богоподобными становятся те, кто пуст, как разорванный мешок, кто не глаголет на площади, а познает истину в одиночестве и молчит до самой смерти. Мы его сегодня на этом и проверим. Недаром Миры разделены.

– А как познается истина другими, обделенными? – Натабура кивнул на площадь.

– А никак, вопрос из вопросов. Бог не может никого удовлетворить, ибо Он уже в каждом.

– Так что лучше: молчать или говорить? – спросил Натабура, потеряв терпение и на мгновение забывая, что перед ним учитель Акинобу.

– Каждый выбирает сам.

Они вышли из харчевни и приблизились к храму. Язаки разошелся не на шутку. Он выкрикивал вещи, за которые обыкновенному смертному в лучшем случае отрубали голову, а в худшем – с живого сдирали ли кожу. Наконец он их увидел и, незаметно кивнув, пригласил следовать за собой. Они прошли через храм в жилые помещения. На подстриженной лужайке монахи предавались сатори. На деревьях сидели птицы с длинными хвостами и кричали кошачьими голосами.

– Мы пришли узнать, что делать с твоими деньгами? – сказал Натабура, все еще находясь под впечатлением речей Язаки. А ведь новоявленный пророк говорит правду, – удивился Натабура. Откуда он ее нахватался? Никогда не замечал у Язаки острого языка. – Ты ли это, Язаки? – спросил он.

– Я, я, – засмеялся Язаки. – А деньги возьмите себе.

– Вот как! Ова! – удивился Акинобу.

Афра – простая душа, как всегда, полез целоваться. Видать, он тоже почувствовал, что видит Язаки в последний раз. Он завалил его на футон и тщательно облизал лицо. Язаки терпеливо сносил издевательства.

– Но они не наши, – возразил Натабура, оглядываясь на учителя, который внимательно смотрел на Язаки.

Казалось, он ищет ответа на свои вопросы.

– Если я возьму какое-либо добро для себя, то только от заблуждения, будто есть мое, или что я – Бог, но я не Бог, так зачем же мне чужое? – очень просто произнес Язаки, выбираясь из-под Афра. Он даже хихикнул так, словно все еще оставался другом Натабуры.

Натабура удивился:

– Это что, твои собственные мысли или ты цитируешь сутры?

– Мои… – вздохнул, отдуваясь Язаки – Афра был силен и когтист. На физиономии Язаки уже красовалась длинная полоса от его лапы.

– И давно ты так? Я тебя не узнаю, – признался Натабура.

Язаки говорил о таких вещах, которыми совсем недавно абсолютно не интересовался, ведь, как известно, Язаки был большим специалистом пожрать, но никак не долго думать, тем более о высоких вещах. Стало быть, одно из двух: или Язаки спятил, или его действительно посещал Бог Яма – тогда он тоже спятил и надо спрашивать с этого Бога. Но где его найдешь? Да и можно ли с Бога спросить?

– Давно, но я скрывал, – скромно признался Язаки, трогая лицо, но по привычке не смея грубо оттолкнуть Афра. – Мною владела гордыня. Я хотел… Я знал, что во мне скрыты силы.

– Какие? – насмешливо удивился Натабура и огляделся. Комната была маленькой, скромной и темной. В одном углу находилась постель, в другом стоял ночной горшок, да между ними лежала тонкая циновка, на которую они с учителем Акинобу сели. Сквозь узкое окно, затянутое рисовой бумагой, вместе с прохладой сада едва сочился свет. Натабура подумал, что последние два года они жили не лучше, но в любом случае монастырь Курама-деру на озере Хиёйн, предпочтительнее, чем эта темная, как подвал, келья. Вещал бы там себе и вещал. Правда, для кого? Для местного каппа Мори-нага или для его лягушек?

– Гордыня? Что-то я не помню, – насмешливо сказал учитель Акинобу. – Ты просто упрямый.

– Я не упрямый, – терпеливо, как полоумным, стал объяснять Язаки. – Просто отныне я всегда прав.