Вечный поход - Сергей Вольнов Страница 66

Слова кончились.

Утешать его не хотелось.

Себя — тем более.

Мы, не сговариваясь, молча сели в пышную траву. Устало привалились спинами друг к другу.

На моих губах блуждала непонятная улыбка. Зубы теребили кончик какой-то травинки. А глаза уныло уставились на всё ту же сосну, словно фотографируя её на память… Хотя бы её.

Что происходило с физиономией Митрича, мне было неведомо. Могу ручаться лишь за то, что самая хлипкая мышца его спины, ниже левой лопатки, противно дёргалась; остальные, напротив, закаменели.

Неспешный ветерок лениво копался в наших волосах, наверняка задавшись целью отыскать хоть какое-то подобие мыслей. Безрезультатно.

Вместо мыслей толпились одни обрывочные воспоминания. О пройденном пути. О невесть куда канувшей деревне Забродье… Правда, потом одна мыслишка всё же прихромала. Такая же неказистая и суетливая, как и мой собеседник.

«А что теперь с Митричем прикажете делать, барин?»

Решение, напротив, было величавым и неспешным, Выплыло белым лебедем.

«Что делать — что делать… Куда ж его девать, бедолагу? Как есть — будет сын полка. Хоть и переросток».

…Прошлое опять напомнило о себе осязаемым рваным куском, с которого так и капал жизненный сок.

— Фамилия, имя, отчество?

— Дымов Алексей Алексеевич, — устало отвечал я.

— Охарактеризуйте себя адекватно самовосприятию.

— Ну-у… Значит так… Довольно упитанный рослый детина… Немножко лучше себе подобных… В прошлой жизни был Ангелом… Разжалован за ненужную инициативу.

— Как оцениваете свой уровень подготовки?

— Самой последней цифрой…

— Сколько человек в вашей спецгруппе?

— Уже нисколько…

— Вы согласны участвовать в проекте «Вечная Война»?

— Да! Согласен…

Лампа наконец-то погасла. Вселенная погрузилась во мрак.

Это уже потом был рискованный и авантюрный поход сквозь незнакомую враждебную территорию. Вечный поход одиночки неизвестно куда сквозь непонятно что. Дело было после.

А вначале, как и водится, было — Слово.

И этим Словом было судьбоносное «Да!».

Интересно, отверг бы я соблазн, зная правду о том, куда ведёт предложенный нанимателями маршрут?

Надеюсь, что… никак НЕТ.

Человеку, вступившему на Путь Воина, с него не сойти. Иначе — какой же он Воин?

Верю, что Я в этом Походе не случайный путник. Боги Войны меня любят.

Ночь сегодня, похоже, не собиралась сворачивать чёрные покрывала. Наоборот, укрыла и без того редкие мерцающие звёзды, перестелила свою постель и разметала на ней бесформенное тело. Задышала размеренно этой мглой, всякий раз выдыхая знойный липкий воздух. И мысли постовых о рассвете напоминали мольбу. Бесполезную, вязнущую в ночном небе.

А спустя полчаса, перед самым наступлением рассвета, ожидаемым долго и с нетерпением, они подверглись нападению с неожиданной стороны.

На этот раз атаковали сверху.

Резкий порыв ветра, ворвавшись в стройные ряды палаток, почти сразу же сменился шквальным ливнем.

Дождь, казалось, задался целью — взять штурмом военный лагерь римлян. Он с ожесточением забарабанил по бело-жёлтым спинам палаток, сшитых из козлиных шкур. Стенки восьмиместных папилио и в самом деле трепетали, как крылья бабочек, ударяясь о деревянные рамы, будто старались вырвать из земли колышки, удерживающие канаты.

Тиций, принцип четвёртой центурии Второго легиона, откинув полог палатки, ворвался внутрь, сопровождаемый струями воды. Выругался. До конца его смены — четвертой вигилии, знаменующей окончание ночи, — оставалось не так и много. А поди ж ты…

— А?! Что?! — вскинулся возле него боевой товарищ Лацио. — Тревога?

— Нет, спи… Везунчик. Всё нормально, если не считать дождь.

Тщательно выделанные и специальным способом пропитанные козлиные шкуры без труда справлялись с обрушившимися с неба потоками воды. Струи, охватив крутые натянутые бока палаток, стекали наземь и уносились мутными ручейками по предусмотрительно выкопанным в почве отводным каналам.

Тиций сноровисто ухватил кожаную накидку, позабытую им в палатке, и выбежал под ливень. Трое постовых, ненадолго оставленных им, делали вид, что не замечали его отсутствия.

Он занял своё место у внешнего лагерного вала, обнесённого частоколом. Попробовал всматриваться в колышущуюся от дождя темноту сквозь колья — бесполезно. Да и что там высматривать?.. Какой безумец будет передвигаться в такую непогоду? Струи воды полосовали по шлему, стекали на начищенные металлические пластины лорики. В этом сплошном водяном мареве оставалось полагаться только на слух,

Шум дождя нарастал. Тиций прислушался. Ему показалось, что где-то неподалёку глухо лязгнул доспех…

Ещё один!

И как ни странно — не за частоколом, а внутри лагеря! Судя по звукам, там, в расположении соседнего легиона, творилось что-то непонятное.

Из претентуры, передней части лагеря, уже доносились какие-то негромкие команды. В районе местонахождения претория, похоже, строились спешно поднятые подразделения Первого легиона, готовясь покинуть расположение лагеря через передние, Преторианские ворота.

Всё это чертовски смахивало на тревогу. Однако трубы молчали!

Прислушиваясь к тому, как выдвигались за пределы лагеря когорты, Тиций пытался объяснить для себя происходящее. Первой и самой правдоподобной была мысль, что это просто блажь легата Первого легиона — вывести воинов под дождь. Не иначе, чтобы остудить чьи-то буйные головы, чтобы не копошились в них крамольные мысли о бунте. А надо сказать — подобные мысли в последнее время появлялись всё чаще, со времени того памятного заговора знати в Египте…

Да и сам Тиций тогда — грешен! — не раз ворчал об этом, когда выпадало остаться наедине с Лацио. Уж больно долго загостился Цезарь у местной царицы Клеопатры, запамятовав и о делах, и о войске, и о Великом Риме. Невыносимо долго — почти год. Много вод унёс мутный Нил за то время… Но, хвала богам, а пуще всего, грозному Марсу — отвратил он очи великого Цезаря от колдовского взора смазливой египетской царицы и обратил их, как и прежде, на врагов Рима.

Пуще прежнего принялся тогда Цезарь за дела государственные и уже в начале лета двинул легионы на Восток, в Малую Азию. «Пришёл, увидел, победил!» Именно так, в свойственной ему манере, расправился он с непокорным Фарнаком, сыном Митридата Великого, в битве при Зеле.

В той памятной бойне азиаты в самоубийственном натиске смяли гастатов, разметали боевые порядки принципов, и только линия ветеранов Второго легиона остановила отчаянный порыв врага. В таких случаях говорили: «дело дошло до ветеранов». Подобное, на памяти Тиция, случалось трижды. В тот раз его глаза чуть не закрылись навеки — благо, скутум спас… Огромный воин, голый по пояс, возник из людской каши, расшвыривая тела, и нанёс сокрушительный удар топором. Только-то и успел Тиций — приподнять щит. Удар пришёлся в верхний край скутума, наклонил его и соскользнул, потеряв силу, и уже потом угодил в шлем, отключая сознание его хозяина. Пришёл в себя римлянин только после битвы и насилу выкарабкался из-под завала бездыханных тел. Лишь два месяца спустя Тиций смог вновь приступить к дальнейшей службе…