Одиннадцать сребреников - Роберт Линн Асприн Страница 67

Шедоуспан, Порождение Тени, был одной из теней ночного города. Никто не видел его. Никто, кроме человека, опорожнявшего свою «лохань» на углу улицы возле «Бешеного Козла».

Обычно, когда Ганс возвращался домой со своих ночных вылазок, Мигнариал лежала в постели, отвернувшись к стене. Но на этот раз все было иначе. Девушка сидела в кресле, глядя в окно. В изящной бронзовой лампе, сделанной в форме сложенной чашечкой женских ладоней, горело дорогое масло. Эту лампу недавно купил Ганс. Радуга спала, свернувшись клубочком на коленях Мигнариал, и девушка отстраненно гладила, гладила, гладила мягкий пестрый мех. И смотрела в окно, и ждала. Время от времени, когда у нее начинали слипаться глаза, Мигнариал щипала себя.

Шедоуспан бесшумно скользнул в окно, вынырнув из темноты, словно ночной ветерок. И вот теперь Нотабль стоял, вздыбив шерсть, а Шедоуспан смотрел в обвиняющие, полные страдания глаза Мигнариал.

Ганс мог выдержать, когда Мигнариал поворачивалась к нему спиной и не желала говорить с ним. Но этого ожидания, этого горестного взгляда он перенести не мог. Ганс стоял, не зная, что сказать. Он чувствовал себя виноватым и ненавидел это чувство. Наклонившись, он поставил на пол золотой канделябр, украденный им из храма Пламени. Это был триумф Шедоуспана, и Ганс невероятно гордился собой. Обокрасть храм! Пробраться внутрь и выйти с добычей, и никто не увидел и не услышал ничего, никто не поднял тревогу! И все же в эту минуту Ганс не испытывал гордости — просто не мог. Он чувствовал лишь свою вину и ненавидел это чувство. Ему казалось, что он вдруг стал маленьким мальчиком и смотрит в строгие глаза матери. Гансу не нравилось это ощущение. Он не мог перенести подобного.

Он и сейчас остался самим собой — Гансом. Ему надо было скрыть от Мигнариал и от самого себя это чувство вины. И Ганс сделал вид, что сердится. Он прошел к двери и перед тем, как выйти, обернулся, чтобы бросить взгляд на Мигнариал.

В течение многих лет Ганс был одиночкой. Им двигали лишь гордость и необходимость. Он практически не пил вина и гордился тем, что не поддается слабости. И все же время от времени, в минуты потрясения, Ганс напивался, что называется, в стельку. В эту ночь он решил напиться вновь. Он пошел в таверну, даже не подумав переодеться. Усевшись за угловой стол в «Бешеном Козле», Ганс заказал эль. Никто и не подумал подойти к мрачному молчаливому парню, одетому в черное, или тем более заговорить с ним. Лишь какая-то легкомысленно одетая молодая женщина долго смотрела на Ганса блестящими глазами, однако Ганс даже не глянул в ее сторону. Женщина хотела было подойти к нему, но что-то Удержало ее от этого поступка. К ней подсел какой-то мужчина, и они вышли вместе. У дверей женщина оглянулась.

Зловеще-притягательный юноша, одетый в черное, смотрел в свою кружку, не говоря ни слова. Время от времени он жестом просил, чтобы ему принесли еще эля. Никто не подходил к нему и не заговаривал с ним.

До тех пор, пока к его столу не подсели четверо мужчин.

Один из этих четверых, некий Малингаза, не так давно выходил наружу облегчиться. Стоя на углу, он заметил, как этот вот стройный и гибкий юный призрак, одетый в черное, пересек полосу тусклого света, падающую из окна таверны. Итак, Ганса разоблачили. Шедоуспана заметили. Теперь эти четверо знали, что некий юный любитель ночных прогулок умеет растворяться в темноте, словно становясь частью ее. Ганс был одинок, он чувствовал себя потерянным и ненужным. А эти четверо желали воспользоваться его услугами. Они нуждались в нем.

Тем не менее Ганс отрицал свою причастность к подобного рода делам и не соглашался на предложения четверки.

Чужаки продолжали настаивать. Они говорили тихо, но почти откровенно, поскольку они знали, кем он был. Они хотели совершить кражу со взломом. Для этой работы требовалось несколько помощников, однако основную ее часть должен был выполнять один-единственный мастер своего дела. Ловкий и гибкий, как кот. Именно такого знатока воровских уловок и не хватало этим четверым. Потому они и хотели нанять Ганса.., нет, Шедоуспана. Он отказывался; они настаивали. Они льстили и угрожали ему, они подливали эля в его кружку, они пытались подкупить его и сыграть на его самолюбии. Более того, эти четверо сказали Гансу, что дело будет трудным, и, насколько они знают, никому не удастся совершить подобное. Кроме…

Ганс был самим собой, и не более того. Он был выбит из колеи перипетиями с заколдованными монетами и неприятностями с Мигнариал. Он не мог подыскать себе работу по душе, а сегодня ночью чувствовал себя виноватым и даже бесполезным — и это после столь блестящего доказательства своего мастерства и ловкости! И вот теперь оказалось, что он нужен этим четверым. Как мастер своего дела. Как Порождение Тени.

Ганс согласился и назвал четверке фиракийцев свое имя. Они, в свою очередь, представились ему: Малингаза, Марлл, чьи глаза были столь же невыразительны, как каменная стена, Тьюварандис — какое знакомое имя! — и Клюр по прозвищу Недомерок. Было условлено, что Ганс встретится с Недомерком завтра после захода солнца, чуть дальше по улице. Затем четверо фиракийцев удалились. Воспрянувший духом Шедоуспан отметил, что расходились они по одиночке. Ганс махнул рукой, отказавшись от новой порции эля, выждал еще немного, расплатился и пошел домой. Мигнариал спала, повернувшись к нему спиной.

* * *

Когда Ганс проснулся, Мигнариал уже встала. Он лежал под одеялом, прикидываясь спящим, пока девушка не ушла. Ганс слышал, как она дошла до двери в соседнюю комнату и остановилась, чтобы оглянуться на него, однако он лежал неподвижно, не открывая глаз. Ганс вновь почувствовал себя виноватым перед Мигнариал, услышав, как девушка старается придержать внешнюю дверь квартиры, чтобы та не хлопнула и не разбудила его. Он знал, что на ее месте вел бы себя совсем иначе.

«Но ведь я не Мигни, я не могу быть таким мягким и чутким, — подумал Ганс. — Если бы я был таким, она, быть может, никогда не обратила бы на меня внимания. Тогда я.., как же это глупо! Все эти „что“ и „если“ совершенно ничего не значат. Я — Ганс, а она — Мигнариал. И более того, я — Шедоуспан, Порождение Тени».

И кое-кому нужны были способности Шедоуспана.

Ганс лежал в постели, думая о вчерашнем разговоре в таверне. «Они даже льстили мне», — вспомнил он с гордостью и ликованием. И хотя Ганс не знал, кого и где ему предстоит ограбить, он уже понимал, что возьмется за это дело. Конечно же, во вчерашней беседе проскользнуло упоминание о том, что он прибыл в Фираку откуда-то издалека и ведет здесь вполне приличную жизнь, его принимают за того, кем он так успешно прикидывается… Но ведь можно пустить слух, что он — профессиональный вор, который, вероятно, приехал в Фираку потому, что был изгнан из своего родного города…

Ганс начал намечать возможный план действий, невзирая на скудость сведений, имевшихся у него. Но затем Нотабль решил, что хозяин слишком долго валяется в постели, и прыгнул на кровать. Когда кот, потоптавшись по ногам и животу Ганса, взгромоздился ему на грудь, Ганс поднял веки и встретил взгляд немигающих зеленых глаз.