Король забавляется - Наталия Ипатова Страница 67

— …королева — мелочь, стеклянная пустышка… ни силы, ни власти… …каблуком наступить, хрястнет… шума надо…

— …хужей всего — девка в красном… знаю, поди, из какого она теста… во дни иные…

— …не дотянуться… сила в ней…

— …от нас-то не уйдет… по улицам, поди, ходит… вы, главное, благословите… и мы, поди, камешки, хоть и мелкие…

И даже если бы она увидела это испитое грехами лицо, с исступленным сладострастием выслеживающее ее из грязной темноты, и даже если бы узнала, вряд ли узнавание заставило ее замедлить шаг.

— Она в порт идет, — догадался Кеннет.

Здесь традиционно было многолюдно. Даром что день казни королевы объявили нерабочим. Толпились купцы и матросы с ожидавших разгрузки барж, отплывающие подыскивали себе попутное судно, докеры где-то напились с утра, невзирая на то что указом короля заведения были закрыты. Женщины попадались редко: под дождем ловили клиента только самые дешевые девки.

— Разумеется, куда ей еще деваться, кроме как домой, к отцу, — откликнулась Аранта. — Только не дело пускать ее одну. Она правил не знает. И платить ей нечем. Не ровен час затолкают в трюм и продадут в гарем. Или того хуже, заставят ублажать моряков всю дорогу, а потом — в воду. Никто и не узнает никогда.

— Брось, — одернул ее Кеннет. — Каждое такое «может быть» приходится на десять тысяч «не может».

Они буквально побежали вдоль по пирсу, своим изгибом повторявшему излучину берега и почти вплотную к воде застроенному длинными слепыми пакгаузами, одноэтажными зданиями контор торговых компаний и будками таможни, где взимали налог на ввозимый товар и глядели, не протаскивают ли в город оружие или контрабанду. Немногочисленные группки назойливо терлись у крыльца на первый взгляд запертых кабаков. И здесь было так много самого пестрого люда, что никто не останавливал взгляда ни на торопящемся офицере-инвалиде, ни на женщине в красном, которую он изредка придерживал за локоть. Не ровен час подвернет ногу на очередной куче щебня, сваленной здесь для ремонта гавани и забытой на неопределенное время, или зацепится подолом, огибая штабель рассыпающихся досок. Сети, распяленные на сушилках там, где кучковались рыболовные суда, и характерный запах гниющих потрохов свидетельствовали, что путь их приближается к краю гавани. Никто не потерпел бы этой вони там, где выгружали ткани и пряности и иноземных послов и стояли крутобокие нарядные каравеллы.

Здесь швартовались суда победнее, те, чьим видом власти не хотели портить нарядную столичную гавань. Верткие рыбачьи шхуны с заплатанными парусами, баржи углежогов с лесистых верховьев Кройна. Соответственно посудин было числом побольше, а места — поменьше. И чтобы держать всю эту шатию в рамках, для них выстроили перпендикулярно к береговой линии причальные молы, доходившие почти до середины — благо, позволяла ширина и глубина. Кройн был всем рекам река.

На одном из этих молов, издали, они и разглядели Венону Сариану.

Белое платье, приобретшее под дождем неопределенный Цвет, так же, кстати, как и ее собственное красное, черные волосы прядями по спине. И то чувство узнавания, которое позволяет определить родного или близкого человека на расстоянии, когда еще не видно толком ни одной индивидуальной черты. Аранта с Кеннетом, чуть успокоившись, убавили шаг. И то ладно. Поспевая за спутником, Аранте почти рысью приходилось бежать. Теперь никуда не денется. Не то идет потихоньку, не то вовсе стоит, погруженная в себя. Сзади они подходят, а кругом — справа, слева, впереди — одна вода. Свинцовый серый Кройн, цвета неба, и зыбь на нем крупная, оспинами дождя изъеденная, едва колышется, словно он под собственной тяжестью ворочается. Аранта вытерла воду с лица и усмехнулась, глядя на обвисшие мокрыми сосульками волосы Кеннета, светлые, как ковыль.

— А что ты ей предложишь? — спросил он, откликаясь на взгляд.

Аранта пожала плечами.

— Выясню, чего она сама хочет, и поразмыслю, как ей лучше помочь. Захочет домой — снарядим и отправим домой. С надежной охраной. А если ей надо оклематься сперва — предоставим ей для этого и место, и время. И деньги. У здешних бар есть такое словцо — дело чести. Так вот, это для меня теперь дело чести.

— Как скажешь, — кивнул Кеннет, по глазам, видимо, соглашаясь.

У оконечности мола маневрировала шхуна, готовая втянуть свое длинное, хищное как у щуки тело в узкий промежуток меж двумя соседними молами и ошвартоваться там. На некоторое время переплетение ее мачт, рей и прочего такелажа заслонило от их глаз Венону Сариану, а когда судно проследовало дальше, на молу не было уже никого, хоть сколько-нибудь напоминающего преследуемую королеву.

Аранту, казалось, настиг мгновенный паралич. Несколько раз она расширенными глазами обежала мол из конца в конец, гадая, что на этот раз могло сделать Венону Сариану неузнаваемой. Сгорбилась ли она, изменяя своей привычной осанке, острой как лезвие ножа, набросила ли на плечи плащ, просто ли присела на край, давая отдых непривычным к пешей ходьбе ногам, тогда как они интуитивно ожидали увидеть ее стоящей на прежнем месте. Потом, опомнившись, она буквально бегом кинулась вперед.

Нигде. Ни в одну лодку, послушно, как привязанная скотина, мокнущую у обросших водорослями свай, она не спускалась. Они заглянули во все. Спрашивали, хоть и не легко добиться связного ответа у пьяненьких на молу да у мальчишек с удочками. Никто и не видел ее толком. А видел, так не разглядел. И ни одна лодка не отходила сегодня от берега. А как же. Королевина казнь. Кому запрет на работу, а кому — и повод не работать.

Глубок Кройн, и вода в нем холодная. Тяжелая. Королевская могила. А кругом белопарусные суда, несущие в себе возможности дальних дорог… И чайки.

— Кеннет, — позвала усталым голосом Аранта. — Я хочу поклясться. Прямо здесь и прямо сейчас. Никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах я не покончу самоубийством. А если вдруг забудусь, ты меня… ну, ущипни, что ли.

Обратно возвращались медленно, подавленные донельзя, едва переставляя ноги. Только раз Аранта сдавленно прорычала: «Дело чести? Какая тут, к едрене фене, честь!» Дождь прекратился, но испарение влаги в теплом парном воздухе было столь плотным, что они с Кеннетом брели, как в тумане, почти плутая в малознакомых ущельях улиц слободы.

Однако, несмотря на усталость души и тела, в сознание Аранты начало закрадываться ощущение неладного. Вечерело, и они брели как будто бы одни, но звуки, касавшиеся ее слуха и доносившиеся словно бы издали, вынудили их насторожиться. То там, то тут, за углом или на соседней улице с грохотом роняли что-то тяжелое. Или внезапно били горшки. Влажный плотный воздух искажал и усиливал любой звук. А однажды по напряженным нервам полоснул такой силы визг, что Аранта за стену схватилась.

— Кошка? — предположил Кеннет, останавливаясь и неуверенно, с надеждой оглядываясь на нее.

Аранта молча покачала головой. Ее нос учуял запах гари.

И что-то странное чудилось ей в людях, которые попадались навстречу. Бедно одеты? Так ведь и квартал не аристократический. Но бедность бывает разная. Ей хорошо знаком был этот род вороватой гнусной бедности, порождающей ночных хищников с воспаленными глазами и изъязвленной пороком кожей. Знакомое чувство. Страх, сравнимый лишь с тем, какой она испытала, когда с помощью собственной магии держала осаду в Белом Дворце в ночь ареста Веноны Сарианы. И почти не попадалось женщин. Приличных женщин, тех, что носят чепец и с корзинкой ходят на рынок. Те, другие, оборванные и визгливые, гораздые на сквернословие и богохульства, с торчащими зубами и немытыми космами, с беспорядком в одежде, который желали бы выдать за кокетство, из породы под общим названием sanskulotes, кого и душегуб коснуться побрезгует, а то и побоится, ходили нынешним вечером стаями и представляли реальную опасность. Выглянув из-за угла, Аранта с Кеннетом имели возможность наблюдать, как одна из таких стай с визгливой бранью кидала булыжники в окна какого-то дома, вроде бы булочной.