Лилит - Джордж Макдональд Страница 67

Мы прошли чуть дальше и обнаружили еще одного малыша, который карабкался на ложе, на котором спала женщина.

– Мама, мама! – кричал он, опустившись перед ней на колени, стоя лицом к лицу с ней. – Она такая холодная, и не может говорить со мной, – сказал он, глядя на нас, – но я скоро согрею ее!

Он лег рядом, прижался к ней и обнял ее своей маленькой ручкой. В следующий миг он тоже заснул, улыбаясь так, как улыбаются совершенно счастливые люди.

Мы подошли к третьему малышу; это была Лува. Она стояла на цыпочках, склонившись над краем кровати.

– Моя мама не может помочь мне, – тихо сказала она, – а ты поможешь?

Не получив ответа, она подняла глаза и посмотрела на Еву. Великая мать всех живущих подняла девочку на кровать, и та оказалась, наконец, под белоснежным покрывалом.

К тому времени каждый из Малюток, кроме трех мальчиков, нашел себе безответную подругу и лежал, бледный и спокойный, рядом с бледной и спокойной женщиной. Маленькие сироты обрели матерей! Одна крошка выбрала себе папу и уснула рядом с ним, и это был мой отец. Мальчик лежал рядом с прекрасной матерью семейства с медленно заживающими руками. Посередине, на до тех пор не занятой кровати, лежала Лона.

Ева усадила Лилит рядом с ней. Адам дотронулся до свободной кровати, которая стояла справа от Лоны, и сказал:

– Вот, Лилит, то ложе, что я приготовил тебе.

Она посмотрела на дочь, которая лежала перед ней, словно статуя, вырезанная из полупрозрачного алебастра, и задрожала с головы до ног.

– Как здесь холодно! – прошептала она.

– Скоро этот холод станет тебе приятен, – отозвался Адам.

– Обещай мне, что я умру легко! – сказала она.

– Я знаю, что это легко! Я тоже засыпал. Я же уже умирал.

– Я верю, что ты умер давным-давно, но я же вижу, что ты жив!

– Даже более живой, чем ты можешь себе представить. Я был еще недостаточно живым, когда ты меня впервые увидела. А теперь я уже спал и проснулся, умер и по-настоящему ожил.

– Я боюсь, что это дитя, – сказала она, дотрагиваясь до Лоны, – проснувшись, испугается меня.

– Даже во сне она любит тебя.

– Но как же Тень? – простонала она. – Я боюсь Тени! Он разгневается на меня!

– Лишь только увидев его, небесные кони бесстрашно поднимутся и встанут на дыбы, чтобы он не мог нарушить сон никого в этой тихой спальне!

– Выходит, я тоже буду спать?

– Ты уснешь.

– И что мне будет сниться?

– Это я не могу тебе сказать, но ни в один из этих снов он не сможет войти. Когда Тень придет сюда, он тоже ляжет и уснет. Придет и его час, и он это знает.

– Как долго я буду спать?

– Ты и он проснетесь последними, когда наступит утро вселенной.

Принцесса легла, натянула на себя покрывало, вытянулась и лежала спокойно, с открытыми глазами.

Адам повернулся к своей дочери. Та лежала рядом.

– Лилит, – сказала Мара, – ты можешь пролежать вот так тысячи лет, но не сможешь заснуть до тех пор, пока не откроешь свою руку и не отдашь то, что тебе не дарили, а ты утаила.

– Я не могу, – ответила она, – Я бы это сделала, если бы могла, и даже была бы рада это сделать, потому что я устала, и смертные тени собираются вокруг меня.

– Их будет больше и больше, но они не окутают тебя до тех пор, пока твоя рука не разожмется до конца. Ты можешь думать, что ты уже умерла, но это будет только сон, ты будешь думать, что уже проснулась, но и это тоже будет лишь сон. Раскрой свою руку, и ты уснешь по-настоящему.

– Я стараюсь изо всех сил, но пальцы срослись вместе и вросли в ладонь.

– Я молю тебя, собери всю свою волю. Во имя любви к жизни, собери все свои силы и разорви эти узы!

– Я боролась. Все напрасно, я не могу больше ничего сделать. Я очень устала, и мои веки тяжелеют.

– Как только ты откроешь свою руку, ты тут же уснешь. Открой ее, и все кончится.

Оттенок цвета появился на пергаментно-белом лице, скрученная рука дрожала от мучительных усилий; Мара взяла ее за руку, чтобы помочь.

– Берегись, Мара! – крикнул ее отец. – Это опасно!

Принцесса умоляюще посмотрела на Еву.

– Однажды я видела меч в руках твоего мужа, – прошептала она. – Я убежала, когда увидела его. Я слышала, как его владелец говорил, что он разделит все, что не было единым и неделимым.

– У меня есть меч, – сказал Адам. – Ангел дал мне его, когда вышел из ворот.

– Принеси его, Адам, – попросила Лилит, – и отруби мне эту руку, чтобы я могла уснуть.

– Хорошо, я сделаю это, – ответил он.

Он отдал свечу Еве и вышел. Принцесса закрыла глаза.

Через несколько минут Адам вернулся с древним оружием в руках. Ножны выглядели так, как выглядит кожа, потемневшая от времени, но рукоятка сверкала, как золото, которое никогда не темнеет. Он вынул клинок из ножен. Он сверкнул, как бледно-голубой столб северного сияния, и этот свет заставил Лилит открыть глаза. Она увидела меч, вздрогнула и протянула свою руку. Адам взял ее. Сверкнул меч, плеснулась кровь, и он положил отрубленную руку в подол платья Мары. Лилит коротко застонала и тут же уснула. Мара завернула руку в холстину.

– Вы разве не перевяжете рану? – спросил я.

– Раны, которые наносит этот меч, – ответил Адам, – нет нужды перевязывать. Они исцеляются сами и не болят.

– Бедная леди! – сказал я. – Она проснется без одной руки!

– Там, где исправляются все уродства мертвого, – ответила Мара, – у нее уже выросла новая, прекрасная, настоящая рука.

Мы услышали сзади детский голос и снова повернулись. Свеча в руке Евы осветила лицо спящей Лилит и бодрые личики трех Малюток, собравшихся на другой стороне ее ложа.

– Какой она стала красивой! – сказал один из них.

– Бедная принцесса! – сказал второй. – Я лягу спать с ней. Она больше не будет кусаться!

И пока он это говорил, он успел забраться в кровать и тут же уснул. Ева укрыла его покрывалом.

– А я лягу с другой стороны! – сказал третий. – Когда она проснется, она сможет поцеловать двоих!

– А я остался один! – мрачно сказал первый.

– Я уложу тебя, – сказала Ева.

Она передала свечу мужу и увела малыша. Мы снова повернулись, чтобы вернуться в дом. Я был очень расстроен тем, что никто не предложил мне места в доме смерти. Ева присоединилась к нам и шла теперь впереди, рядом со своим мужем.

Мара шла рядом со мной и несла руку Лилит, завернутую в подол платья.