Падшие - Лорен Кейт Страница 67

«Я не знаю, как этому помешать, — вспомнились Люс его вчерашние слова. — Я не знаю, что делать».

— Потому что ты меня поцеловал.

Он кивнул.

— Ты поцеловал меня, а когда мы закончили, ты был удивлен.

Дэниел снова кивнул. Ему хватило такта выглядеть несколько смущенным.

— Ты поцеловал меня, — продолжала Люс, пытаясь уложить все это в голове, — и считал, что я этого не переживу?

— Основываясь на опыте, — хрипло подтвердил он, — да.

— Это просто бред, — заключила она.

— Дело не в поцелуе, а в том, что он означает. В некоторых жизнях мы можем целоваться, хотя в большинстве — нет.

Дэниел погладил девочку по щеке, и она в очередной раз отметила, насколько ей приятны его прикосновения.

— Должен сказать, что предпочитаю жизни, в которых мы можем целоваться.

Он опустил взгляд.

— Хотя так гораздо тяжелее терять тебя.

Люс хотела рассердиться на него за то, что он выдумывает такие причудливые истории, когда они могли бы обнимать друг друга. Но странный зуд на задворках сознания убеждал ее не сбегать от Дэниела, а оставаться здесь и слушать так долго, как только удастся.

— Когда ты теряешь меня, — начала она, тщательно взвешивая каждое слово, — как это происходит? Почему?

— Это зависит от тебя, от того, многое ли ты помнишь о нашем прошлом или насколько хорошо успеваешь узнать, кто я есть.

Дэниел развел руками.

— Я понимаю, это звучит невероятно…

— Бредово?

Он улыбнулся.

— Я собирался сказать — таинственно. Но я пытаюсь ничего от тебя не скрывать. Это просто очень щекотливая тема. Иногда в прошлом уже подобные разговоры, случалось…

Люс смотрела на его губы в ожидании продолжения, но он молчал.

— Убивали меня?

— Я собирался сказать — разбивали мне сердце.

Дэниелу явно было больно, и девочке хотелось утешить его. Что-то тянуло ее к нему, влекло. Но она не могла. Теперь она уверилась, что Дэниел знал о мерцающем лиловом свете. Что он имел к нему самое непосредственное отношение.

— Что ты такое? — спросила она. — Какой-нибудь…

— Я скитался по земле, всегда в глубине души зная, что ты приближаешься. Я привык искать тебя. И когда я начал прятаться от тебя — от неизбежного несчастья, — ты всегда находила меня. Мне потребовалось не много времени, чтобы вычислить, что ты появляешься каждые семнадцать лет.

Семнадцатый день рождения Люс миновал в конце августа, за две недели до того, как она поступила в Меч и Крест. Это был грустный праздник: только она, родители и купленный в магазине торт. Свечей не было — на всякий случай. А что насчет ее семьи? Они тоже возвращались каждые семнадцать лет?

— Мне никогда не хватало времени оправиться от прошлого раза, — продолжал Дэниел. — Только снова утратить бдительность.

— Так ты знал, что я появлюсь? — с сомнением уточнила девочка.

Он выглядел серьезным, но Люс по-прежнему не могла ему поверить. И не хотела.

Дэниел покачал головой.

— День, когда ты покажешься, — нет. Ты не помнишь мою реакцию, когда я тебя увидел?

Он поднял взгляд к небу, как будто сам припоминал.

— Первые несколько секунд я каждый раз воодушевлен. Я забываюсь. А затем вспоминаю.

— Да, — медленно проговорила Люс. — Ты улыбнулся, а потом… так вот почему ты показал мне палец?

Дэниел нахмурился.

— Но если это, как ты говоришь, происходит каждые семнадцать лет, — продолжила она, — ты все же знал, что я приду. В каком-то смысле знал.

— Все довольно запутанно, Люс.

— Я видела тебя в тот день, до того, как ты меня заметил. Ты смеялся о чем-то с Роландом около Августина. Ты смеялся так заливисто, что мне стало завидно. Если ты все знал, Дэниел, если ты настолько умен, что способен предсказать, когда я появлюсь, а когда погибну, и насколько тяжелым это окажется для тебя, как ты мог смеяться? Я тебе не верю, — заключила девочка, и голос ее задрожал. — Я не верю ни единому твоему слову.

Дэниел нежно смахнул слезинку из уголка ее глаза.

— Это чудесный вопрос, Люс. Я восхищен тем, что ты задала его, и сожалею, что не способен объяснить лучше. Я могу сказать только одно: единственный способ выжить в вечности — это умение ценить каждое мгновение. Вот чем я был занят.

— В вечности, — повторила Люс. — Вот еще одна вещь, которую я не понимаю.

— Это не важно. Я больше не могу так смеяться. Как только ты появляешься, я больше не могу думать ни о чем другом.

— Ты несешь чушь, — отрезала девочка, желая уйти, пока не стало слишком темно.

Но история Дэниела была не просто чепухой. Все время, проведенное в Мече и Кресте, Люс отчасти верила, что безумна. Но ее сумасшествие бледнело в сравнении с его.

— Не существует руководства по тому, как объяснять подобные… вещи девушке, которую любишь, — взмолился он, приглаживая ее волосы. — Я делаю, что могу. Я хочу, чтобы ты мне поверила, Люс. Что мне нужно сделать?

— Рассказать другую историю, — с горечью ответила она. — Придумать более здравый повод.

— Ты сама говорила, что тебе кажется, будто мы знакомы. Я пытался отрицать это, сколько мог.

— Мне казалось, что мы откуда-то знакомы, — сбивчиво подтвердила Люс. — Как будто мы встречались в торговом центре, или в летнем лагере, или где-то еще. Не в прошлой жизни.

Она покачала головой.

— Нет… я не могу.

Люс заткнула уши. Дэниел отвел ее руки.

— И все же сердцем ты понимаешь, что это правда. Он стиснул руками ее колени и заглянул в глаза.

— Ты знала это, когда я последовал за тобой на вершину Корковаду в Рио, потому что тебе захотелось взглянуть на статую вблизи. Ты знала это, когда я нес тебя две тяжкие мили к реке Иордан, потому что ты заболела под Иерусалимом. А я советовал тебе не есть финики! Ты знала это, когда, медсестра, ты заботилась обо мне в итальянском госпитале во Вторую мировую, и до того, когда я прятался в твоем петербургском погребе в Кровавое воскресенье. Когда я взобрался на башню твоего замка в Шотландии времен Реформации и танцевал с тобой на версальском балу в честь коронации. Ты оказалась единственной дамой, одетой в черное. Была еще та коммуна художников в Кинтана-Роо и марш протеста в Кейптауне, когда мы оба провели ночь за решеткой. Открытие театра «Глобус» в Лондоне. Мы получили лучшие места во всем зале. И когда мой корабль потерпел крушение у берегов Таити, ты оказалась там, как и в те разы, когда я был каторжником в Мельбурне, и карманником в Ниме восемнадцатого века, и монахом в Тибете. Ты неожиданно появляешься везде и всегда и рано или поздно ощущаешь все, что я только что тебе рассказал. Но ты не позволяешь себе довериться чувствам.